Сорок уроков русского. Книга 1

Но я не обольщаюсь, не отнимут: во-первых, к этим «фаллоиммитаторам» уже привыкли сотрудники и граждане, во-вторых, деньги затрачены на выпуск, склады завалены, и, в-третьих, высшее руководство считает дубинку символом власти. Она как держава и скипетр у царя, как меч у самурая, означающий принадлежность к воинственной касте насильников — поэтому в женском японском костюме предусмотрен коврик, скрученный в рулон и до времени висящий на спине. Увидев человека с мечом, японке полагается расстелить его и лечь в соответствующую позу без ожидания ухаживаний и ласк.

Культовые символы — слишком тонкие материи для дипломированной необразованности власти. Это когда полностью подавлена божественная природа и человек утрачивает образ. Нет, вид остается, руки, ноги, голова, даже говорить умеет, иногда очень складно, только образа нет. Получается обманчивая модель человека. Образчик такой модели — недавно назначенный министром культуры Мединский. С отличием закончил МГИМО, доктор наук, профессор, даже писатель — казалось бы, все есть, чтобы щедрой рукой сеять доброе и вечное. Однако сладость власти вскружила голову, напрочь затмив обыкновенный человеческий рассудок. Недавно вручал премию имени Станиславского Катрин Денев. Думаете, поклонился великой французской актрисе, как учили в институте, ручку поцеловал? Ничуть — оттолкнул, отжал от микрофона и стал вещать, да так красноречиво, упиваясь собственным слогом, что забыл, зачем и вышел на сцену. Статуэтку так и не вручил, унес за кулисы, несчастная же Катрин стояла в полном недоумении, словно обманутая невеста. Думаете, публично извинился, исправил положение, свел все на шутку, как учили? Отнюдь, и лишь потому, что почувствовал себя сверху. А кто там, внизу, не имеет значения, главное — получить удовольствие.

Что уж тут говорить о полиции...

Полицейские насильники сами в какой-то степени жертвы, ибо им и невдомек, что, когда в руках оказывается какая-нибудь символическая, культовая штуковина, включается соответствующие кнопки в голове, и несчастный сотрудник потом даже не понимает, как вошел в состояние ража, на милицейском языке — в состояние аффекта. И почему совершил злодеяние, преследуя будто бы благородную цель. Так-то он был хороший парень, детектор лжи прошел, и характеристики положительные, как у майора-расстрельщика Евсюкова.

И потом, отними дубину, начнут насиловать другими предметами, теми же бутылками, например. У модели человека суждение, мораль и логика тоже модельные, то есть не настоящие, а смоделированные, умозрительные...

Вы заметили, как с развитием демократии «всенародно» избранная власть все сильнее боится налогоплательщиков — до липкого пота, до нервной трясучки. И дабы избавиться от своего страха, все прочнее заковывает свою стражу в броню, в шлемы, прячет за щиты, вооружает до зубов и оснащает спецтехникой — водометными машинами, бронетранспортерами, стальными решетками, ловчими сетями, кандалами. Арсенал велик, это вам не длинная и путающая ноги полицейская «селедка». Когда мы по тому или иному случаю выходим на площадь, видим перед собой уже не людей в масках, не тевтонских рыцарей и даже не зверей — этакого огнедышащего многоголового дракона, чудовище заморское и зело лютое. Увлеченная своими играми, боязливая власть как-то забыла, что полиция — это лицо власти, ее образ. А перед нами образина безликая, стучащая, гремящая резиновым дубьем о щиты, нас устрашающая и сама тайно устрашенная. Орган насилия, перед которым мы должны, как японка, расстелить коврик и принять позу. Власть уже не понимает, что, выставив против такую стражу, тем самым провоцирует толпу на действия, ибо в генетической памяти у нас заложено стремление к сопротивлению, если мы видим безобразного монстра. Был бы один митингующий, может, и убежал. Но, когда нас целая площадь, когда мы чувствуем плечи и локти единомышленников, когда «кипит наш разум возмущенный» и перед взором скачет юноша на белом коне, какие возникают чувства и желания? Миром-то и тятьку бить легче: в ответ на аффективную агрессию войти в раж, навалиться скопом и смести, «раздавить гадину».

Но это слишком уж тонкие материи для необразованного ума.

Самое главное, власть вроде бы догадывается, что жесткостью можно вызвать только жестокость, ярость и ничего больше. Я видел, как возле Верховного Совета в году 93-м еще минуту назад решительные и злобные ОМОНовцы, стрелявшие в толпу, драпали под ее натиском, бросая оружие, щиты и бронежилеты. А потом верещали и плакали, если их догоняли, и удивительно, ни одного не вздернули на телеграфном столбе, как в году 17-м. Возможно, поэтому на следующий день уже были танки, пулеметы и расстрел парламента.