Сорок пять

— Как обычно.

— То есть все лучше и лучше. Она раздается вширь, Генрике.

— Эх, Шико! Если политические общества слишком рано раздаются вширь, они бывают недолговечны — совсем как те дети, которые слишком рано толстеют.

— Выходит, ты доволен, сынок?

— Да, Шико; для меня большая радость, что ты вернулся, как раз когда я в радостном настроении, которое от этого становится еще радостней.

— Habemus consulem factum, как говорил Катон.

— Ты привез добрые вести, не так ли, дитя мое?

— Еще бы!

— И заставляешь меня томиться, обжора!

— С чего же мне начать, мой король?

— Я же тебе говорил — с самого начала, но ты все время разбрасываешься.

— Начать с моего отъезда?

— Нет, путешествие протекало отлично, ты ведь уже говорил мне?

— Как видишь, я, кажется, вернулся живым и здоровым.

— Тогда рассказывай о своем прибытии в Наварру.

— Начинаю.

— Чем был занят Генрих, когда ты приехал?

— Любовными делами.

— С Марго?

— О нет!

— Меня бы это удивило! Значит, он по-прежнему изменяет своей жене? Мерзавец! Изменяет французской принцессе! К счастью, она не остается в долгу. А когда ты приехал, как звали соперницу Марго?

— Фоссез.

— Девица из рода Монморанси! Что ж, это не так уж плохо для беарнского медведя. А здесь говорили о крестьянке, садовнице, дочери буржуа.

— Это уже все было.

— Итак, Марго — обманутая жена?

— Настолько, насколько женщине возможно быть обманутой женой.

— Итак, Марго злится?

— Она в ярости.

— И она мстит.

— Ну, разумеется.

Генрих с ликующим видом потер руки.

— Что же она задумала? — спросил он, смеясь. — Перевернуть небо и землю, бросить Испанию на Наварру, Артуа и Фландрию на Испанию? Не призовет ли она ненароком своего братца Генриха против коварного муженька?

— Может статься.

— Ты ее видел?

— Да.

— И что же она делала, когда ты с ней расставался?

— Ну, об этом ты никогда не догадаешься.

— Она намеревалась завести нового любовника?

— Она готовилась выступить в роли повивальной бабки.

— Как! Что означает эта фраза? Здесь какое-то недоразумение, Шико. Берегись недоразумений.

— Нет, нет, мой король, все ясно. Никакого недоразумения нет. Я именно это и имел в виду: в роли повивальной бабки.

— Obstetrix[24].

— Да, мой король, obstetrix. Iuno Lucina[25], если предпочитаешь.

— Господин Шико!

— Да можешь таращить глаза сколько угодно. Я говорю тебе, что, когда я уезжал из Нерака, сестрица твоя Марго была занята родами.

— Своими? — вскричал Генрих, бледнея. — У Марго будет ребенок?

— Нет, нет, она помогала своему мужу. Ты же сам знаешь, что последние Валуа не отличаются плодовитостью. Не то что Бурбоны, черт побери!

— Итак, Марго занимается деторождением, но не рожает сама.

— Вот именно, занимается им.

— Кому же она помогает рожать?

— Девице Фоссез.

— Ну, тут уж я ничего не понимаю, — сказал король.

— Я тоже, — ответил Шико. — Но я и не брался ничего тебе разъяснять. Я взялся за изложение фактов.

— Но не добровольно же она пошла на подобное унижение?

— Конечно, дело не обошлось без борьбы. Но где есть борьба, там один сильнее, а другой слабее. К примеру — Геракл и Антей, Иаков и ангел. Так вот, сестрица твоя оказалась слабее Генриха.

— Черт побери, по правде сказать, так ей и надо.

— Ты плохой брат.

— Но они же, наверное, ненавидят друг друга?

— Полагаю, что в глубине души не слишком обожают.

— А по видимости?

— Самые лучшие друзья, Генрих.

— Но ведь в один прекрасный день какое-нибудь новое увлечение окончательно их поссорит.

— Это новое увлечение уже существует, Генрих.

— Вздор!

— Нет, честное слово, это так. Хочешь, я скажу тебе, чего опасаюсь?

— Скажи!

— Я боюсь, что это новое увлечение не поссорит, а помирит их.

— Итак, возникла новая любовь?

— Да, возникла.

— У Беарнца?

— У Беарнца.

— К кому же?

— Погоди, ты хочешь все знать, не так ли?

— Да, рассказывай, Шико, ты чудесно рассказываешь.

— Спасибо, сынок. Так вот если ты хочешь все знать, мне придется вернуться к самому началу.

— Вернись, но побыстрее.

— Ты написал свирепому Беарнцу письмо.

— А что ты о нем знаешь?

— Да я же его прочел.

— И что ты о нем думаешь?

— Что хотя оно было неделикатно по содержанию, зато весьма хитро по форме.

— Оно должно было их поссорить.

— И поссорило бы, если бы Генрих и Марго были обычной супружеской парой.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что Беарнец совсем не дурак.

— О!

— И что он догадался.

— Догадался о чем?

— О том, что ты хочешь поссорить его с женой.

— Это было довольно ясно.

— Да, но гораздо менее ясной была цель, которую ты преследовал, желая их поссорить.

— А, черт! Что касается цели…

— Да. Так вот, представь себе, треклятый Беарнец вообразил, что ты преследовал весьма определенную цель: не отдавать за сестрой приданого, которое ты остался ему должен!

— Вот как!

— Да, вот что этот чертов Беарнец вбил себе в голову.

— Продолжай, Шико, продолжай, — сказал король, внезапно помрачнев.

— Как только у него возникла эта догадка, он стал таким, каков ты сейчас — печальным и меланхоличным.

— Дальше, Шико, дальше!

— Так вот, это отвлекло его от развлечений, и он почти перестал любить Фоссез.

— Ну и что ж?

— Все было, как я тебе говорю. И вот он предался новому увлечению, о котором я тебе говорил.