Сорок пять

Он мог бы также заметить по смущенному выражению некоторых лиц, что герцог вел в его отсутствие какой-то враждебный ему разговор, прерванный его возвращением.

Но Анри не был настолько подозрителен по натуре, чтобы угадать, в чем дело: здесь у него не было такого близкого друга, который смог бы все объяснить ему в присутствии герцога.

К тому же Орильи бдительно следил за всем, а герцог, уже, без сомнения, выработавший какой-то план действий, удерживал Анри при своей особе до тех пор, пока все кавалеристы, присутствовавшие при разговоре, не удалились.

Герцог внес какое-то изменение в размещение постов. Пока Анри был единственным командиром, он считал правильным занимать в качестве начальника центральное положение и расположил свою штаб-квартиру в доме, где находилась Диана. На следующую по значению точку он отправил онисского офицера.

Герцог, ставший вместо Анри главным начальником, занял его место и отослал Анри туда, куда тот послал онисского офицера. Анри не удивился этому. Принц заметил, что это важнейшая точка, и поручил ему вести там наблюдение. Это было вполне естественно, настолько естественно, что все, и прежде всего сам Анри, обманулись насчет истинных намерений герцога.

Однако он счел необходимым дать кое-какие указания онисскому офицеру и подошел к нему. Было также вполне естественным, чтобы он поручил его покровительству двух лиц, о которых заботился и которых ему теперь приходилось оставить, во всяком случае, на какое-то время.

Но не успел он сказать офицеру двух слов, как в разговор вмешался герцог.

— Секреты! — сказал он со своей обычной коварной улыбкой.

Слишком поздно офицер сообразил, что он наделал своей нескромностью. Раскаиваясь в этом и желая выручить графа, он сказал:

— Нет, ваше высочество, граф только спросил меня, сколько у нас осталось пороху, сухого и годного к употреблению.

Ответ этот имел две цели, если не два результата: первая заключалась в том, чтобы отвести подозрения герцога, если таковые у него были, вторая — дать понять графу, что у него есть союзник, на которого он может рассчитывать.

— А, это дело другое, — заметил герцог, вынужденный сделать вид, что поверил объяснению, иначе он сам изобличил бы себя в соглядатайстве, унизив свое достоинство принца крови.

Воспользовавшись тем, что герцог отвернулся в сторону двери, которую кто-то открыл, офицер торопливо шепнул Анри:

— Его высочеству известно, что вас кто-то сопровождает.

Дю Бушаж вздрогнул, но было уже поздно — невольное движение Анри не ускользнуло от герцога. Притворившись, что желает удостовериться, все ли его распоряжения выполнены, он предложил графу вместе с ним дойти до самого важного сторожевого поста. Дю Бушажу пришлось согласиться. Ему очень хотелось предупредить Реми, посоветовать ему быть настороже и заранее подготовить ответы на вопросы, которые ему могут задать. Но Анри смог только на прощанье сказать офицеру:

— Берегите порох, прошу вас, берегите его так, как берег бы я сам.

— Слушаюсь, господин граф, — ответил молодой человек.

Когда они вышли, герцог спросил у дю Бушажа:

— Где этот порох, о котором вы велели заботиться этому юнцу?

— В том доме, ваше высочество, где я поместил штаб.

— Будьте спокойны, дю Бушаж, — продолжал герцог, — я слишком хорошо понимаю, что такое запас пороха, особенно в нашем положении, чтобы не уделять ему особого внимания. Охранять его буду я сам, а не наш юный друг.

На этом разговор кончился. Они молча доехали до слияния обеих рек. Несколько раз повторив дю Бушажу наставление ни в коем случае не покидать поста у реки, герцог вернулся в поселок и тотчас стал разыскивать спящего Орильи. Он нашел его в помещении, где был подан ужин; завернувшись в чей-то плащ, музыкант спал на скамье.

Герцог ударил его по плечу и разбудил.

Орильи протер глаза и посмотрел на принца.

— Ты слышал? — спросил тот.

— Да, ваше высочество, — ответил Орильи.

— А ты знаешь, что я имею в виду?

— Ясное дело: неизвестную даму, родственницу графа дю Бушажа.

— Ладно. Я вижу, что брюссельский портер и лувенское пиво еще не притупили твоих мыслительных способностей.

— Ну, что вы. Приказывайте или сделайте хоть знак, и вы убедитесь, ваше высочество, что я изобретательней, чем когда-либо.

— Если так, то призови на помощь всю свою фантазию и разгадай остальное.

— Я уже разгадал, что любопытство вашего высочества крайне возбуждено.

— Ну, это свойство моего темперамента. А ты мне скажи, что именно разожгло мое любопытство.

— Вы хотите знать, что за отважное создание следует за братьями Жуаезами сквозь огонь и воду?

— Per mille pericula Martis[22], как сказала бы моя сестрица Марго, если бы находилась здесь. Ты попал в самую точку. Да, кстати: ты ей написал?

— Кому, ваше высочество?

— Моей сестрице Марго.

— А я должен был написать ее величеству?

— Разумеется.

— О чем?

— Да о том, что мы потерпели поражение, черт побери, разгром и что ей надо стойко держаться.

— По какому случаю, ваше высочество?

— Да по тому случаю, что Испания, избавившись от меня на севере, нападет на нее с юга.

— А, совершенно справедливо!