Сорок пять

Это происходило в то время, когда по приказу монсеньора открывались плотины, спускались шлюзы от Льера до Термонда, от Гасдонка до Мехельна, каждая речонка, вобрав в себя свои притоки, каждый канал, выйдя из берегов, затопляли окрестные равнины потоками бушующей воды.

Поэтому в тот самый час, когда бежавшие французы, утомив своих преследователей, начали останавливаться там и сям; когда наконец они увидели, что антверпенцы, а вслед за ними — воины принца Оранского повернули назад, в сторону город; когда те, что вышли из ночной резни целыми и невредимыми, сочли себя спасенными и вздохнули: одни — творя молитву, другие — бормоча проклятие, — в этот час на них со скоростью ветра, со всем неистовством морской стихии ринулся новый враг, слепой и беспощадный; но хотя неотвратимая опасность уже надвигалась со всех сторон, беглецы еще ничего не подозревали.

Жуаез велел своим морякам сделать привал; их осталось всего восемьсот, и только они в этом ужасающем разгроме сохранили подобие дисциплины.

Граф де Сент-Эньян, задыхавшийся, потерявший голос, вынужденный отдавать команды только жестами, пытался собрать разбежавшихся пехотинцев.

Бегущее войско возглавлял герцог Анжуйский; верхом на отличном коне, сопровождаемый слугой, державшим в поводу другого коня, он лихо скакал, видимо, ничем не озабоченный.

— Он негодяй и трус, — говорили одни.

— Он храбрец и поражает своим хладнокровием, — говорили другие.

Отдых, длившийся с двух до шести часов утра, дал пехотинцам силу продолжать отступление. Но съестного не было и в помине.

Лошади, казалось, были изнурены еще больше, чем люди, их не кормили со вчерашнего дня, и они едва передвигали ноги. Поэтому они шли в хвосте армии.

Все надеялись найти пристанище в Брюсселе; этот город в свое время подчинился герцогу, там у него было много приверженцев; правда, некоторые не без тревоги спрашивали себя, доброжелательно ли их встретят; был ведь момент, когда думали, что на Антверпен можно полагаться так же твердо, как сейчас жаждали положиться на Брюссель.

Так, в Брюсселе, то есть в каких-нибудь восьми лье от того места, где находилось французское войско, можно будет снабдить его продовольствием, найти подходящее место для стоянки и возобновить прерванную кампанию в момент, который сочтут наиболее для этого благоприятным.

Остатки воинских частей, направляемые в Брюссель, должны были стать ядром новой армии. Ведь в то время никто еще не предвидел, что наступит страшная минута, когда почва уйдет из-под ног несчастных солдат, когда горы пенящейся воды обрушатся на их головы и захлестнут их, когда тела стольких храбрецов, влекомые мутным потоком, понесутся к морю или застрянут в пути и превратятся в удобрение для брабантских полей.

Герцог Анжуйский велел подать себе завтрак в крестьянской хижине между Гедокеном и Гекгутом. Хижина была пуста; судя по всему, жители поспешно покинули ее накануне вечером; огонь еще тлел в очаге.

Решив по примеру своего предводителя подкрепиться, солдаты и офицеры начали рыскать по обоим поселкам, но вскоре они с изумлением, смешанным с ужасом, обнаружили, что все дома пусты и жители, уходя, унесли с собой почти все припасы.

Господин де Сент-Эньян, как и все другие, старался раздобыть что-нибудь съестное; беспечность, проявляемая герцогом Анжуйским в то время, когда столько отважных людей умирало за него, внушала Сент-Эньяну отвращение, и он отдалился от него. Он был из тех, кто говорил: “Негодяй и трус!"

Он самолично осмотрел три дома, не нашел там ни души и стучался в дверь четвертого, когда ему сообщили, что на два лье в окружности, другими словами, во всей местности, занятой французскими войсками, все дома обезлюдели.

Услыхав эту весть, г-н Сент-Эньян насупился, и лицо его исказила гримаса.

— В путь, господа, в путь! — сказал он затем своим офицерам.

— Но ведь, мы измучены, генерал, — возразили те, — мы умираем с голоду.

— Да, но вы живы, а если вы останетесь здесь еще на час — вы будете мертвы, быть может, уже и сейчас слишком поздно.

Господин де Сент-Эньян не мог сказать ничего определенного, но он чуял, что за этим безлюдьем кроется какая-то грозная опасность.

Двинулись дальше; снова герцог Анжуйский ехал впереди головного отряда; г-н де Сент-Эньян предводительствовал срединной колонной; Жуаез командовал арьергардом.

Но вскоре отстали и еще две-три тысячи человек — одни ослабели от ран, других изнурила усталость: они растягивались на траве или под сенью деревьев, всеми покинутые, отчаявшиеся, томимые мрачным предчувствием. Позднее отстали те всадники, чьи лошади уже не могли тащиться дальше или были ранены в пути.

Вокруг герцога Анжуйского осталось самое большее три тысячи человек, крепких и способных сражаться.

III ПУТНИКИ

Меж тем как совершались эти страшные события, предвещавшие бедствие еще более жестокое, два путника, верхом на отличных першеронах, в прохладный ночной час выехали из городских ворот Брюсселя на Мельхенскую дорогу.