Сорок пять

— Нисколько, сударь, ибо я поставил себе за правило никогда не видеть того, на что я не хочу смотреть!

— Есть, однако, предметы, на которые, надеюсь, вы обратите внимание, если они окажутся у вас перед глазами!

Сочетая слово с делом, обладатель белого пера сбросил плащ и выхватил шпагу, блеснувшую при свете луны, в ту минуту выглянувшей из-за туч.

Кавалер с красным пером не шелохнулся.

— Можно подумать, сударь, — заявил он, передернув плечами, — что вы никогда не вынимали шпагу из ножен: уж очень вы торопитесь обнажить ее против человека, который не защищается.

— Нет, но надеюсь, будет защищаться.

Обладатель красного пера улыбнулся с невозмутимым видом, что еще более разъярило его противника.

— Из-за чего весь этот шум? Какое вы имеете право мешать мне гулять по улице?

— А почему вы гуляете именно по этой улице?

— Черт возьми! Ну и вопрос! Потому что так мне угодно!

— Ах, так вам угодно?

— Несомненно. Вы-то гуляете по ней! Одному вам, что ли, дозволено гранить мостовую улицы Бюсси?

— Дозволено или не дозволено, а вас это не касается.

— Вы ошибаетесь, меня это очень даже касается. Я верноподданный его величества и ни за что не хотел бы нарушить его волю.

— Да вы, кажется, смеетесь надо мной!

— А хотя бы и так! Вы что, мне угрожаете?

— Гром и молния! Я вам заявляю, сударь, что вы мне мешаете, и если вы не удалитесь, я сумею насильно заставить вас уйти!

— Ого! Это мы еще посмотрим!

— Черт подери! Я ведь битый час твержу вам: смотрите!

— Сударь, у меня в этих местах сугубо личное дело. Теперь вы предупреждены. Если вы непременно этого хотите, я охотно сражусь с вами на шпагах, но я не уйду.

— Я граф Анри дю Бушаж, брат герцога Жуаеза, — заявил кавалер с белым пером, рассекая шпагой воздух и вплотную сдвигая ноги, как человек, готовый стать в оборонительную позицию, — в последний раз спрашиваю вас, согласны ли вы уступить мне первенство и удалиться?

— Я виконт Эрнотон де Карменж — ответил кавалер с красным пером, — вы нисколько мне не мешаете, и я ничего не имею против того, чтобы вы остались.

Дю Бушаж подумал минуту-другую и вложил шпагу в ножны со словами:

— Извините меня, сударь, — я влюблен и по этой причине почти потерял рассудок.

— Я тоже влюблен, — ответил Эрнотон, — но из-за этого отнюдь не считаю себя сумасшедшим.

Анри побледнел:

— Вы влюблены?!

— Да.

— И вы признаетесь в этом?

— С каких пор на это наложен запрет?

— Влюблены в особу, живущую на этой улице?

— В настоящую минуту — да.

— Ради Бога, сударь, скажите мне, кого вы любите?

— О! Господин дю Бушаж, вы задали мне этот вопрос не подумав; вы отлично знаете, что дворянин не может открыть тайну, принадлежащую ему лишь наполовину.

— Верно! Простите, господин де Карменж, — право же, нет человека несчастнее меня на этом свете!

В этих немногих словах, сказанных молодым человеком, было столько подлинного горя и отчаяния, что Эрнотон был глубоко растроган.

— О Боже! Я понимаю, — сказал он, — вы боитесь, как бы мы не оказались соперниками.

— Да, я боюсь этого.

— Ну, что же, сударь, я буду с вами откровенен.

Жуаез побледнел и провел рукой по лбу.

— Мне, — продолжал Эрнотон, — назначено свидание.

— Вам назначено свидание?

— Да, самое настоящее.

— На этой улице?

— На этой улице.

— Письменно?

— Да, и очень красивым почерком.

— Женским?

— Нет, мужским.

— Мужским? Что вы хотите этим сказать?

— То, что сказал, — ничего другого. Свидание мне назначила женщина, но записку писал мужчина; это не так таинственно, зато более изысканно; по всей вероятности, у дамы есть секретарь.

— А! — воскликнул Анри. — Договаривайте, сударь, ради Бога, договаривайте.

— Вы так просите меня, сударь, что я не могу вам отказать. Итак, я сообщу вам содержание записки.

— Я слушаю.

— Вы увидите, совпадает ли оно с текстом вашей.

— Довольно, сударь, умоляю вас! Мне не назначали свидания, не присылали записки.

Эрнотон вынул из своего кошелька листок бумаги.

— Вот эта записка, сударь, — сказал он, — мне трудно было бы прочесть вам ее в такую темную ночь, но она коротка, и я помню ее наизусть; вы верите, что я вас не обману?

— Вполне!

— Итак, вот что в ней сказано:

“Господин Эрнотон, мой секретарь уполномочен мною передать Вам, что мне очень хочется побеседовать с Вами; Ваши заслуги тронули меня”.

— Так и написано?

— Честное слово, да, сударь, эта фраза даже подчеркнута. Я пропускаю следующую, чересчур уж лестную.

— И вас ждут?

— Вернее сказать — я жду, как видите.

— Стало быть, вам должны открыть дверь?

— Нет, должны три раза свистнуть из окна.

Весь дрожа, Анри положил свою руку на руку Эрнотона и, другой рукой указывая на таинственный дом, спросил:

— Отсюда?

— Вовсе нет, — ответил Эрнотон, указывая на башенки “Меча гордого рыцаря”, — оттуда!

Анри издал радостное восклицание.

— Значит, вы идете не сюда? — спросил он.

— Нет-нет, в записке ясно сказано: гостиница “Меч гордого рыцаря”.