— Достойных много, но вас предпочли другим, — улыбнулся Карлыев. — Раздумывать некогда. Надо готовиться. Нарядитесь, повесьте награды, Золотую Звезду. Пусть афганские друзья знают, кто такой Тойли Мерген!
— Интересно получается. — Тойли Мерген явно не мог прийти в себя.
— А что, собственно, удивительного? — сказал секретарь райкома. — Обычное дело.
— Ну, ладно… Когда и откуда лететь?
— Из нашего аэропорта. Завтра в восемь утра придёт самолёт из Ашхабада. На нём долетите до Ташкента. Там присоединитесь к делегации, прибывшей из Москвы, и полетите в Кабул. Вздремнуть не успеете, как окажетесь на месте. Теперь ведь не так, как во времена Махтумкули. Тогда караван целый месяц добирался… Я приеду проводить вас.
— А пока что выпей хоть пиалушку чаю.
— Правда, некогда, Тойли-ага.
Аман привёз отца в аэропорт примерно за час до отлёта. В новеньком помещении аэровокзала было много люден.
— Папа, у тебя есть сигареты?
Тойли Мерген пощупал карманы.
— Нет, сынок, забыл дома. Хорошо, что ты напомнил. Зайдём в буфет, возьмём несколько пачек, чтобы хватило на дорогу.
В буфете Аман купил сигареты и кивнул на бутылку шампанского, которую держала в руках симпатичная молодая буфетчица.
— Папа! Может быть, и мы по бокалу?
Тойли Мергену не хотелось вина, но обижать сына тоже не хотелось.
— Не возражаю!
Довольный Аман поднял бокал.
— Счастливого пути, папа!
— Спасибо, сынок!
— Восхитительная штука! — сказал Аман и закурил сигарету.
— А то ты раньше не знал, что восхитительная! Ну-ка, дай и мне сигарету.
— Знал-то я, конечно, и раньше. Но сегодня оно мне показалось особенно вкусным.
— Это тебе только показалось.
— Может, повторим, а?
— Хватит. Если часто повторять, и хорошая штука утратит свою прелесть.
— Постои, папа! Я хочу выпить второй бокал за твой успех.
— Нет, сынок. Пока ещё рановато пить за мои успехи. Здесь что-то душно. Давай выйдем.
Отец и сын вышли на площадку перед вокзалом. Было свежо, С севера дул влажный прохладный ветерок.
Тойли Мерген подставил грудь ветру.
— До чего же хорошо дышится! Не жарко и не холодно. Вот бы всегда так!
— Если всегда будет стоять прохладная погода, никогда не созреют дыни и арбузы.
— И то верно… Но я о другом подумал. Вот так же, как этот благодатный ветерок, ворвались в нашу жизнь молодые, свежие силы. И нам стало поистине легче дышать.
— Не о Карлыеве ли ты говоришь, папа?
— Да, сынок. Я говорю об этом человеке. И таких людей, слава богу, становится всё больше.
Прохаживаясь взад вперёд по площадке, они не заметили, как к ним подошёл Мухаммед Карлыев.
— О чём это вы так увлечённо беседуете, что знакомых не замечаете?
— Стоит ли говорить тебе? — хитро прищурился Тойли Мерген.
— Конечно, стоит.
— Вот мы ходим с Аманом и похваливаем свежий ветерок, а заодно и некоторых людей, от дружбы с которыми тоже легче дышится.
— Ах, вот оно что, — неопределённо протянул Карлыев и почему-то немного смутился.
В это время совершил посадку прилетевший из Ашхабада самолёт.
Карлыев внимательно оглядел Тойли Мергена. Каким же молодцом выглядел этот удивительный старик. Чёрный костюм, белоснежная рубашка, модные туфли, шапка из золотистого сура и даже однотонный галстук с блестящей ниткой. Воротник светлого расстёгнутого макинтоша чуть приподнят.
— Всё прекрасно, Тойли-ага. Но где же награды?
— Не надел, Мухаммед, — виновато улыбнулся Тойли Мерген.
— Почему?
— По правде говоря, постеснялся.
— Ну, хотя бы Звезду надели. Странный вы человек, Тойли-ага.
— Уж какой есть, Мухаммед.
— Да, кстати, сейчас встретил Ханова. Из-за него-то немного и задержался, а хотел приехать пораньше. Я ведь толком так и не видел нового аэровокзала.
— А что Ханов, — спросил Тойли Мерген, — ещё не работает?
— Да вот собирается в совхоз.
— Давайте прощаться, — напомнил Аман. — Уже почти все пассажиры прошли.
Отец с сыном крепко обнялись.
— До свидания, Мухаммед.
Карлыев пожал протянутую руку.
— Доброго вам пути, Тойли-ага.
1970
Приглашение
(повесть)
Перевод Ю. БЕЛОВА
Камень лежит в пыли у развилки дорог. На его пористой, исхлёстанной дождями и ветрами поверхности видны рубцы — следы былой надписи. Время стёрло её. Но люди помнят, что там было написано. Память человека крепче, чем память камня.
Шах подошёл к окну и долго стоял в молчании, опершись на резную решётку и ощущая ладонями прохладу металла.
Ему видны были чистые дорожки сада, бело-розовые, в цветении, деревья и горы вдали — с резко изломанными вершинами, ещё покрытыми снегом.
За окном буйствовала весна. Её пьянящие запахи долетали до правителя, но впервые за много лет не волновали его.
Прежде его белый шатёр с зелёным флагом уже давно стоял бы где-нибудь в горном ущелье или средь бирюзовых нив, и подданные шаха наперебой расхваливали бы его твёрдую руку и верный глаз. Но сегодня иные заботы одолевали повелителя. Он не выходил из своей резиденции и принимал только главного визиря и гонцов, разосланных по всей стране. Лишь один вопрос задавал он каждому, кто не умел льстивыми обещаниями скрыть правду. Шах был страшен во гневе.