Соратник Орлеанской девы. Триумф и трагедия Жиля де Рэ

Однако уже через два года аристократы составили новый заговор. На этот раз формальным главой его стал 16-летний дофин. В конце 1439 года мятежники собрались в Ньоре, сердце провинции Пуату. Карл VII направил сюда своего старшего сына Людовика, чтобы тот положил конец местным феодальным войнам. К дофину присоединились герцоги Бурбонский и Алансонский, граф Дюнуа и отставной королевский фаворит Тремойль. Герцог Бретонский от личного участия уклонился, но пообещал содействие в будущем. С согласия своих подельников он вступил в контакт с англичанами и заручился их поддержкой. Очень похоже, что Жан V с самого начала вёл двойную игру… Формально примыкая к мятежу, он придерживал на коллег убойный компромат. В случае неудачи документально подтверждённую информацию о контактах заговорщиков с англичанами легко можно было обменять у Карла VII на личную амнистию.

Мятежные аристократы планировали отстранить от власти короля, объявить дофина регентом и править страной его именем. Будущий Людовик XI согласился с этой программой, ведь она сулила ему быстрое восхождение к вершинам власти, на что 16-летний наследник престола в ближайшие десятилетия рассчитывать не мог. Его отец был ещё совсем не стар и обладал отменным здоровьем. С каждым годом власть короля во Франции крепла и усиливалась, а значит – тянуть с выступлением не стоило.

В соглашении, которое заключили между собой мятежные аристократы, говорилось о «выгоде, благе и пользе», о «состоянии и чести короля и его сеньории». Но дофин не скрывал своей цели: он считал себя вполне готовым «составить выгоду королевства». Восстание получило название «Прагерия» – по аналогии с выступлением жителей Чехии против короля Сигизмунда в первой трети XV века. Начавшееся там в 1419 году восстание больше известно у нас под названием «гуситских войн», по имени религиозного реформатора Яна Гуса. Король Сигизмунд заманил его в 1415 году на церковный собор в Констанце, где Яна Гуса осудили и сожгли как нераскаявшегося еретика. Изгнанный из страны и лишенный трона, Сигизмунд был вынужден 15 лет бороться с коалицией чешских феодалов и крестьянских вождей, привлечённых гуситской программой реформ.

В результате власть короля в Чехии хоть и восстановилась в 1434 году, но была сильно урезана… Однако дофин Людовик полагал, что даже очень скромная личная власть лучше, чем более значительная отцовская. Окружавшие его герцоги и графы мечтали, чтобы ожидаемая победа над англичанами не привела к усилению короля. Ради своих личных амбиций аристократы готовы были предать интересы Франции…

Они забыли о двух важных вещах: страна устала от войны, а её граждане не ждали ничего хорошего от возрождения феодализма. Карл VII великолепно сыграл на настроениях простых французов. В феврале 1440 года он разослал письма по «добрым городам», предостерегая их жителей против всех, кто хочет «внести какие-либо смуты или новшества в осуществление нашей сеньориальной власти, что привело бы к полному разрушению нашего королевства, замедлило бы объединение церкви, достижение мира… и освобождение нашего брата Орлеанского».

Карла VII не слишком печалила судьба кузена, томящегося в английском плену со времён Азенкура. Однако ему приходилось учитывать симпатии Орлеана и других городов, расположенных в землях этого герцога. Среди их жителей Карл Орлеанский пользовался большой популярностью. Однако ещё известнее и влиятельнее в этой среде был единокровный брат герцога Карла – граф и королевский камергер Жан де Дюнуа, активный участник боёв за город в 1428—1429 годах и один из близких друзей Жанны д’Арк, известный также как Орлеанский бастард.

Упоминание о его томящемся в плену брате было призвано убедить Дюнуа покинуть ряды мятежников. Это помогло бы сплотить естественных союзников короля, горожан, и направить их энергию в выгодное для монархии русло. С начала коммунальных выступлений в XI веке жители городов часто поддерживали своего монарха против местных феодалов, но случалось и наоборот… Как во времена восстаний майотенов и кабошьетов. Сейчас, когда угроза феодальной раздробленности в очередной раз нависла над страной, города готовы были дружно встать на сторону короля. Прагерия выявила это довольно быстро.

Карл VII действовал аккуратно, но энергично. Отправив к мятежникам делегацию во главе с Ришмоном, король назначил сбор своей армии на Луаре. К тому времени как послы вернулись, привезя в качестве ответа «оскорбительные и бесчестные слова» герцога Бурбонского, у Карла VII было уже достаточно войск, чтобы начать наступление. В марте королевская армия двинулась в Пуату. Карл VII лично вёл войска в бой. А чтобы никто из восставших не мог в этом усомниться, на стягах всех «копий» сверкали золотые короны.