Соотношение сил

– С него началась эпоха квантовой физики, с вас – эпоха ядерной физики, – заметил Ося, перевернув исписанную страницу.

– Мистер Касли, ядерная физика началась с Резерфорда, – холодно поправила Лиза.

– Да, но Резерфорд до конца своих дней не верил, что ядра тяжелых элементов могут делиться.

– Никто не верил. – Она отодвинула занавеску, щурясь, взглянула на розовые закатные облака. – Но тот же Резерфорд еще в девятьсот десятом выдвинул теорию, что источник солнечной энергии – постоянные радиоактивные реакции внутри Солнца. Природа существует по единым, универсальным законам, в ней нет ничего случайного и бессмысленного. Ничего, кроме, пожалуй, человеческой злобы и глупости. Вот Солнце, созданное Богом, дает жизнь, а Солнце, которое пытаются создать люди, несет в себе смерть.

– Ну и как вы оцениваете шансы создать это смертоносное Солнце?

– Ваш коллега уже спрашивал, я объяснила.

Понятно, она имела в виду Тибо. Он тоже представился журналистом, и она мигом его раскусила, так же как и Осю. Но ведь не отказалась встретиться.

– Да, все упирается в проблему разделения изотопов урана. – Ося достал свои сигареты. – Найдут способ – сделают бомбу очень быстро. Не найдут – будут возиться бесконечно.

– Для журналиста вы неплохо подкованы. – Она впервые взглянула на него с интересом. – Мистер Касли, где вы изучали физику?

– Нигде. Так, почитал кое-что об уране вообще и вашем открытии в частности. Вот вы упомянули Резерфорда. Наверняка помните его фразу: «Некий болван в лаборатории может взорвать вселенную». Он сказал это в тысяча девятьсот двадцать четвертом. Тогда звучало как шутка, а сегодня уже реальность. Иными словами, существование европейского континента, а возможно, и всей планеты, зависит только от сообразительности, удачливости и упорства кучки арийских интеллектуалов, ваших коллег, профессор Майтнер. От их совести, здравого смысла, простого инстинкта самосохранения не зависит ничего, для них это химеры, точно по Гитлеру: «Совесть – еврейская выдумка».

Минуту она хмуро молчала, наконец произнесла:

– Мистер Касли, при всем уважении к вам, вы все-таки не ученый, вы плохо представляете истинные мотивации моих коллег. Почему вы не допускаете, что они просто морочат голову нацистским чиновникам? Хитрят, тянут время, выбивают финансирование. Ведь нет прямых доказательств. Только домыслы и подозрения.

– Какое доказательство, по-вашему, явилось бы прямым?

– Заключение психиатра. Бомбу для Гитлера может делать только умалишенный.

– Чтобы убедиться в безумии Гитлера, вам тоже нужно заключение психиатра?

– Честно говоря, мне легче считать сумасшедшей себя, чем всю Германию, и Австрию в придачу. Человек без происхождения, без образования стал рейхсканцлером, захватил половину Европы, развязал мировую войну. Это противоречит привычным догмам, а главное, противоречит устоявшимся веками представлениям немцев о самих себе. Но это произошло, это неопровержимый факт. – Лиза взяла бумажную салфетку, принялась рвать ее в клочья, произнесла задумчиво: – На самом деле от нас мало что зависит.

– Что вы имеете в виду?

– Лучшие физики мира четыре года расщепляли ядро урана и не видели очевидных вещей. Если бы суть процесса поняли сразу в тридцать четвертом… – Она разжала пальцы, и белые клочья упали на скатерть.

– От Европы не осталось бы мокрого места? – кашлянув, спросил Ося.

Она пожала плечами, аккуратно собрала обрывки салфетки, скомкала, бросила в пепельницу, заговорила, не поднимая глаз:

– Мысль, что нейтрон, не имеющий электрического заряда, способен расщепить ядро самого тяжелого элемента в природе, казалась слишком фантастичной. Ферми и Кюри не верили показаниям приборов, точно так же, как интеллигентные немцы не верили, что нацистская партия придет к власти. Какие тут работают законы? Что все это значит? Вселенная такая, какая она есть, потому, что вещество и частицы, отвечающие за фундаментальные взаимодействия, имеют те свойства, которые они имеют. Но почему они имеют именно такие свойства, никто пока не объяснил. Возможно, метод разделения изотопов урана уже существует, простой и доступный. Но будет ли он найден, кем, когда и где? Мы не знаем.

– Послушайте, профессор Мейтнер. – Ося отложил блокнот. – А ведь есть определенная логика в том, что расщепление ядра урана открыл все-таки не Ферми в фашистской Италии и не Ган в нацистской Германии, а именно вы – в нейтральной Швеции.

– Хотите сказать, написав об открытии Гану, я сдвинула гармонию мира? – Лиза вскинула глаза.

В них мелькнул испуг и тут же спрятался за снисходительной усмешкой.

– Нет. – Ося смутился. – Вы, конечно, не могли поступить иначе. Вы проработали с Ганом многие годы…

– К тому же опыты ставил он с доктором Штрассманом, а я только объяснила. Конечно, я не могла поступить иначе. Старая дружба, научная этика… – Она помолчала и пробормотала чуть слышно: – Зато теперь им есть чем заняться, чтобы не угодить на фронт. Энергия «вриль».

– Что? – переспросил Ося.