По своей природе количественные описания настолько одномерны и безличны, что они автоматически «прячут» мысленные структуры, их порождающие. Это неизбежно, так как любое действие, которое позволяет сравнивать что-либо, отвлекает наше внимание от различий. Числа сами по себе суть величайшие мастера маскировки, поскольку они прекрасно скрывают все следы своего происхождения. Сложим пять и восемь, чтобы получилось тринадцать, и назовем эту цифру другому человеку; он узнает только сумму, потому что никакое гениальное озарение не подскажет, что число возникло из сложения именно пяти и восьми! Почти то же самое происходит в голове: количественные суждения помогают нам принимать решения, только мешая осмыслять фактические доказательства.
Не имеет значения, что подобные суждения не лишены недостатков; зачастую нет иного выбора, кроме как выбирать. Это происходит, когда нет возможности, так сказать, двигаться прямо и нужно повернуть, вправо или влево. Какие-то агенты сравнивают варианты, и порой случается так, что единственный способ действий состоит в использовании «валюты». Далее различные агенты могут обратиться к любым доступным количественным величинам, химическим, электрическим или прочим. Валютой может служить всякое вещество или количество ограниченной доступности. Однако, выдвигая гипотезу о принципах работы таких систем, мы должны следить за тем, чтобы не перепутать сами величины с их функциями, например не убедить себя, что некие лекарства всегда «стимулируют» или «угнетают», а определенные пищевые продукты по своей природе являются более «естественными» или более «здоровыми», чем остальные. Большинство свойств валюты суть условности, а не «врожденные» качества.
В любом случае мы не должны считать, что качество или характер мыслительного процесса напрямую зависит от характера обстоятельств, которые его вызывают. Не существует качества «сладости», присущего сахару, который представляет собой простое химическое вещество. Это качество сладости, по сути, есть валюта для ряда агентов, которые связаны с датчиками, выявляющими присутствие сахара. Эти агенты эволюционировали таким образом потому, что всякий раз, когда мы испытываем голод, вкус сахара осознается как «признак успеха» – просто вследствие того, что сахар снабжает организм энергией, легко добывается и обычно указывает на наличие других источников пропитания. Точно так же многие агенты разума оказывают влияние друг на друга, контролируя количество химических веществ, подобно тому, как многие человеческие коллективы используют для контактов конфеты, монеты или мешки с солью – или банкноты с их нематериальными обязательствами.
28.4. Разум и материя
Для нас совершенно естественно считать, что мы должны испытывать боль от раны или голод в отсутствие еды. Эти ощущения кажутся нам неотъемлемыми от данных обстоятельств. Тогда почему автомобиль не чувствует боль от проколотой шины и не ощущает голод, когда в бензобаке мало топлива? Ответ заключается в том, что боль и голод не являются неотделимыми качествами обстоятельств; их нужно «сконструировать». Физические обстоятельства сами по себе не активируют соответствующие ментальные состояния; сигналы должны быть опосредованы сложными сетями агентов, которым для этого потребовались миллионы лет эволюции. У нас нет понимания работы этого механизма. Прикосновение к коже побуждает думать, что ощущает именно кожа, поскольку мы не знаем, как происходит обмен информацией между кожей и мозгом.
Чтобы требовать утоления, голод должен привлекать какого-то агента, который поставит в приоритет цель поиска пропитания. Но если такие сигналы не будут поступать до мгновения, когда наши запасы «топлива» полностью иссякнут, реагировать на них станет уже поздно. Вот почему чувства голода или усталости не равнозначны подлинному голоду и подлинному изнеможению. Чтобы служить полезными «предупредительными знаками», ощущения наподобие боли и голода должны не просто репрезентировать опасные для организма условия, а позволять предвидеть их и предупреждать нас заблаговременно, до нанесения критического урона.
Но что насчет депрессии и разочарования, которые мы испытываем от скучной работы или от столкновения с проблемами, которые не удается решить? Эти ощущения схожи с ощущением физической усталости, но за ними не скрывается подлинное истощение сил, ибо они обыкновенно адаптируются к изменениям контекста, интересов и графиков дел. Тем не менее указанное сходство видится неслучайным, поскольку, вероятно, эти ощущения возникают вследствие того, что наши высокоуровневые мозговые центры используют в данном случае связи, посредством которых в давние времена наш организм предупреждал о нехватке «топлива». В общем-то, если рассудить, непроизводительное использование времени практически равноценно расходу накопленной немалыми усилиями энергии!