Сила от величины:
Вторая стратегия состоит в том, чтобы подсчитывать количество имеющихся обоснований для выбора каждой альтернативы:
Сила от многообразия:
Какую бы стратегию мы ни выбрали, нас тянет охарактеризовать выигрышный довод как «наиболее сильный». Но почему мы используем одно и то же слово применительно к двум столь различным стратегиям? Потому, что мы применяем обе стратегии для одной и той же цели – чтобы уменьшить вероятность сбоя. Результат получается тот же, опираемся ли мы на один «сильный» довод, то есть на тот, который меньше прочих сулит ошибку, или на несколько более слабых – в надежде, что они все не окажутся ошибочными.
Из-за чего мы настолько склонны формулировать наши рассуждения в терминах противоборств? Отчасти, вероятно, сказываются культурные традиции, но отчасти, думаю, можно говорить о наследственности. Когда мы используем архитектурные метафоры, приводя доводы, не имеющие иных обоснований, не исключено, что мы обращаемся к структурам, что развились в наших пространственных агентах. Точно так же, представляя доводы как противоборство с противниками, мы эксплуатируем агентов, которые появились когда-то для физической защиты тела.
18.7. Что такое число?
Почему нам так сложно объяснить значения слов? Потому что «значение» чего-либо зависит от состояния ума конкретного человека. Если так, можно предположить, что нет единого значения у любого слова даже для двоих людей. В таком случае, с чего начинать? Если каждое значение в уме человека зависит от всех прочих значений, мы должны, что называется, ходить кругами, разве не так? Мы бы не смогли прорваться в эти круги со стороны, а значит, не возникло бы объективной возможности заниматься наукой. Но дело в том, что нет ничего дурного в ситуации, когда многое зависит друг от друга. И не обязательно находиться внутри упомянутых кругов, чтобы их постичь; нужно просто выдвинуть внятную и работоспособную теорию. Приятно грезить, будто все на свете возможно определить однозначно, чтобы разные люди понимали все одинаково. Но этот идеал недостижим, поскольку для того, чтобы два ума соглашались, они должны быть схожими на всех уровнях детализации.
Ближе всего к согласию по поводу значений мы приходим в математике, где употребляются обозначения вроде «три» или «пять». Но даже нечто столь безличное, как «пять», никогда не изолируется в уме; оно вливается в огромную сеть значений. Например, иногда мы думаем о «пяти», считая предметы (один, два, три, четыре, пять), следя за тем, чтобы 1) посчитать каждый предмет один раз и 2) не касаться чего-либо дважды. Этого можно добиться, если брать каждый предмет во время счета и потом откладывать в сторону. Другой способ – это сопоставить группу предметов какому-то стандартному набору из пяти единиц, например, пальцам руки или беззвучному перебиранию слогов в уме. Если количество предметов совпадет и лишних не останется, мы делаем вывод: их пять. Еще один способ думать о пяти – воображать какую-то знакомую форму: пятиугольник, X, V или W, звезду или даже самолет:
Рис. 92
Так даже ребенок способен понять большее число прежде меньшего. Я был знаком с одной девочкой, которая, похоже, усвоила значение шести раньше значения пяти, потому что много играла с наборами треугольников и шестиугольников.