Большинство таких доводов проистекает из ошибки, похожей на ту, когда мы путаем агента и оператора. Когда мы проектируем и строим машину, нам многое известно о том, как она будет работать. Если наш проект основан на строгих логических принципах, мы, вполне вероятно, допустим ошибку, ожидая, что машина будет вести себя столь же строго и логично. Но здесь мы путаем происходящее внутри машины – ее «работу» – с нашими ожиданиями того, каково будет впечатление от ее работы во внешнем мире. Быть в состоянии объяснить логически, как работают детали машины, вовсе не означает возможности объяснить последующие действия устройства в простых, логичных терминах. Эдгар Аллан По однажды заметил, что некая шахматная «машина» должна быть обманом, поскольку она выигрывала не всегда. Будь этот прибор настоящей машиной, утверждал он, все его действия были бы совершенно логичными, следовательно, он не допускал бы ошибок! Чем порочно это утверждение? Всего-навсего тем, что ничто не мешает нам использовать логический язык для описания алогичных рассуждений. В определенной степени верно, что машины могут выполнять только то, для чего они предназначены. Но это не удержит нас, когда мы узнаем, как работает мышление, от проектирования машин, которые способны мыслить.
Когда мы действительно используем логику в повседневной жизни? Мы используем ее для упрощения и обобщения наших мыслей. Мы используем ее, чтобы донести свои доводы до других людей и убедить их в правильности этих доводов. Мы используем ее, чтобы переформулировать собственные идеи. Но я сомневаюсь, что мы часто используем логику для решения задач или «получения» новых идей. Вместо того мы формулируем наши доводы и выводы в логических терминах, хотя создали или обнаружили их другими способами; лишь затем мы прибегаем к словесным и прочим формальным рассуждениям, чтобы «распутать клубок», отделить существенные моменты от «спагетти» прилипчивых мыслей и идей, сопровождающих эти моменты.
Чтобы понять, почему логика вторична, вспомним о решении задач при помощи метода генерации и тестирования. В любом подобном процессе логика выступает лишь частью рассуждений; она может быть инструментом тестирования, не позволяя прийти к ложным выводам, но она не в состоянии подсказать, какие идеи генерировать, какие процессы и воспоминания использовать. Логика объясняет мышление не больше, чем грамматика объясняет язык; обе дисциплины подскажут, правильно ли построены наши высказывания, но не сообщат, какие высказывания нужно делать. В отсутствие глубинной связи между знаниями и намерениями логика ведет к безумию, а не к разумности. Логическая система без цели будет просто порождать бесконечное множество бессмысленных истин наподобие следующих:
18.2. Цепочки размышлений
Есть правило из области обычного здравого смысла, гласящее: если А зависит от Б, а Б зависит от В, то очевидно, что А зависит от В. Но что означают эти выражения? И почему мы используем однотипные умозаключения не только для зависимостей, но и для импликаций и выражений причинности?
Что общего у этих разных высказываний? Все они выстроены в цепочки. Всякий раз, когда обнаруживаем такие последовательности, какими бы длинными они ни были, мы считаем совершенно естественным объединять их в компактные выражения, отсекая все, кроме начала и конца. Это позволяет нам «умозаключать», например, что А зависит от В, влечет В или является его причиной. Мы поступаем так же, даже торя воображаемые пути сквозь время и пространство.
Порой мы даже объединяем различные цепочки: