Сообщество как городская практика

Обстановка в этом районе, который на момент моего исследования считался одной из наименее безопасных территорий в одном из самых безопасных (согласно данным статистики) городов Соединенных Штатов, представляет собой довольно крайний случай – по меньшей мере для Глобального Севера. Характерный для него градус насилия, возможно, невелик по сравнению с Рио-де-Жанейро, не говоря уже о городах в зоне военных действий. Однако этот пример позволяет прояснить один важный момент. Сообщество не должно быть чем-то приятным. Мы можем ощущать включенность в сообщество и обладать той или иной степенью принадлежности к нему, по меньшей мере посредством наших практик, хотя дискурсивно мы, возможно, с готовностью станем отрицать любую форму социальной идентификации, как делали жители этого района, поскольку мы не хотим, чтобы нас ассоциировали со стереотипами. Мы можем следовать ситуационной нормальности и предполагаемым ею кодами, даже несмотря на то, что в нормативном плане мы не считаем их нормальными и обладаем опытом публичной осведомленности относительно других мест. Ничто из этого не означает, что сообщество есть непременно нечто приятное. В повседневных разговорах сообщество, как и дом, может содержать некую положительную коннотацию – и это не обязательно имеет под собой [практические] основания. Когда браки становятся кошмаром или когда родители превращаются в виновников физического или эмоционального насилия, когда отдельные индивиды проявляют пассивную агрессию по отношению к своим партнерам и оказываются волками в овечьей шкуре, все это происходит именно в доме. Однако дом от этого не перестает быть домом. Любопытным образом (или же любопытным сочтут это, вероятно, только те, кто никогда не сталкивался с [домашним] насилием) знание о том, чего можно ожидать, также выступает признаком установления какой-никакой безопасности. Дом – это не сообщество в точном смысле, но принцип здесь тот же самый: в наших идеальных воображениях и в тех способах, какими они преподносятся нам в рекламе, кино или литературе, и дом, и сообщество наполнены положительными эмоциями и приятными практиками. Именно так нам нравится говорить о них в повседневных беседах. Эмпирически ни дом, ни сообщество не прекращают существовать, когда они обнаруживают свои темные стороны. Вполне возможно, что ситуационная нормальность и предсказуемость, а также устойчивая структурная рамка для социальной идентичности, которую они предоставляют, делают слишком сложным делом распад семей (homes) и сообществ даже в том случае, когда в эмоциональном, нормативном или моральном плане они бесполезны для нас как индивидов.

Предложенные выше две оси, континуум доступа и континуум приватности, позволяют нам осмыслять сообщество в различных городских реляционных контекстах без непременного вступления в дискуссию о том, содержат ли те сообщества, которые мы практикуем, нечто приятное или связанное с удовольствием. Как и в случае с домом, из плотных сетевых связей можно выходить только большой ценой. Покинуть район наподобие того, в котором живет Лиза, тоже просто так не удастся, но точно так же подобная территория не является легкодоступной для всех. Влиять на ваше ощущение комфорта в смысле пребывания «в курсе» в конкретном месте может не криминальная статистика, а понимание поведенческих кодов. Чем более публичным является окружение, тем выше шанс на то, что у нас отсутствует подобное ощущение или же что для его появления нам требуется гораздо больше навыков и опыта. Напротив, быть «в курсе» гораздо легче там, где мы укоренены. Но чем более публичным является окружение, тем более открыт наш доступ в него и тем меньше вероятность, что другие смогут нас исключить. Необходимое уточнение заключается в том, что насильственные формы исключения возможны и в публичных окружениях, особенно в случаях гомофобии, сексизма и расизма. Тем не менее доступ в подобные публичные окружения все равно в большей степени открыт для нас, чем доступ в сравнительно приватные места.