Сообщение

Вот человек, которому темно —
по вечерам в раскрытое окно
он клонится, не слишком понимая,
о чем поет нетрезвый пешеход,
куда дворняга старая бредет,
зачем луна бездействует немая.

Зато с утра светло ему, легко —
он молча пьет сырое молоко,
вступает в сад, с деревьями ни словом
не поделившись, рвет созревший плод
и скорбь свою, что яблоко, жует
на солнце щурясь в облаке багровом.

Так черешок вишневого листка
дрожит и изгибается, пока
простак Эдип, грядущим озабочен,
мечтает жить, как птицы у Христа,
в рубахе небеленого холста,
и собирать ромашки у обочин.

Да я и сам, признаться, тоже прост —
пью лишнее, не соблюдаю пост,
не выхожу из баров и кофеен.
Чем оправдаться? от младых ногтей
я знал, что мир для сумрачных вестей,
а не для лени пушкинской затеян.

Я был другой, иные песни пел,
а ныне – истаскался, поглупел,
присматриваясь к знакам в гороскопе
безлюдных парков, самолетных крыл,
любовных строк, которые забыл
сказать своей похищенной Европе.

Так человек согнулся и устал,
и позабыл, как долго он листал
Светония, дышал табачным дымом
под винный запах августовских дней —
чем слаще спать, тем царствовать трудней
в краю земном, в раю неповторимом.

Сочинитель звезд

«Расскажи, возмечтавший о славе…»

Расскажи, возмечтавший о славе
и о праве на часть бытия,
как водою двоящейся яви
умывается воля твоя,

как с голгофою под головою,
с черным волком на длинном ремне
человечество спит молодое
и мурлычет, и плачет во сне —

а над ним, словно жезл фараона,
словно дивное веретено
полыхают огни Ориона
и свободно, и зло, и темно,

и расшит поэтическим вздором
вещий купол – и в клещи зажат,
там, где сокол, стервятник и ворон
над кастальскою степью кружат…

Вещи

Бахытжану Канапьянову