— Не бери в голову, Тарас. Ты человек благополучный и именно поэтому никогда не сядешь на перепачканный диван.
— А куда же я сяду?
— Ты, Тарас, скорее всего, сядешь в собственный кабриолет. — Димка Павловский неделикатно расхохотался. — Не наезжай на человека, Петруша! Ему своих ребусов в жизни хватает.
— Но ведь эти вещи он тоже должен знать.
— Зачем ему знать то, что его не беспокоит? Это люди с комплексами пусть в затылках чешут. А у нашего Тараса все в порядке. Он — что называется, человек без проблем.
— А я?
— У тебя проблем полон рот. Потому ты и поперся в психологи.
— Вот как?
— Конечно. У людей с проблемами иного выбора и нет. Если что мучит, идут в психоаналитики, а если есть что на совести, ударяются в религию или книги начинают кропать.
— Интересное кино! А если ни того и ни другого?
— Тогда прямая дорога в торговлю или политику. Там искомых качеств не требуется вовсе. Станешь купцом или депутатом — и будешь всю жизнь сравнивать дебит с кредитом, а попутно считать, сколько раз ударил ты и сколько раз тебя, кому отомстить сегодня, а кого оставить и назавтра.
— Красиво излагаешь! — усмехнулся я. — Тогда скажи, кой черт занес меня на эту галеру?
— А это вас надо спросить, милейший господин Консул. Не я, а вы из грязи в князи поперлись. — Павловский придвинул мне банку с рассолом. — На вот лучше — промой желудок и не парь мозги. Все равно ничего нового в жизни не откроешь.
— А ты?
— И я не открою. Только меня это в отличие от тебя совершенно не трогает. Помнишь, как Турхейердал спалил свою лодку «Тигрис»? Нет?… Вот и другие не помнят, а, возможно, это было важнейшим событием двадцатого века!
— Правильно! — я задиристо пристукнул кулаком по лавочке. — Потому что мы живем в век глобального передела мира. Только делят на этот раз не территории, а идеи. Медиакратия окончательно сливается с технократией, добивая последних из уцелевших противников.
— Кого, например?
— Например, искусство, которое давно запрягли в финансовое ярмо. Ту же аристократию с армейскими чинами… Или забыл, что приключилось с принцессой Дианой? А генерал Лебедь? Они тоже противились до последнего. Вот их и поломали.
— Тем более нет смысла дергаться. Ты тут пыжишься, идеологию новую выдумываешь, а она уже давно появилась. И у нас, и у них. Техногенное общество согласилось на виртуализацию жизни и тем самым окончательно подтвердило силу медиаимперативов. Осталось сделать еще один шаг ко всеобщей чипизации, и мы превратимся в подобие улья с единой пчелиной маткой, со своими воинами, рабами и трутнями. А тогда надобность в какой-либо идеологии отпадет сама собой.
— И ты говоришь об этом так спокойно?
— Только потому, что я в большей степени верующий, чем ты.
— Да ты же всегда был циником!
— А ты хищником. — Парировал Павловский. — И мой цинизм всегда рождался от доверия к Всевышнему. В том смысле, что если нужно, я преспокойно отойду в сторону и уступлю ему место. Ну, а ты уступать не желаешь. Ты пестуешь свою гордыню и хочешь все делать только сам. Вот и получишь за все свои благодеяния сторицей.
Некоторое время я молчал, разглядывая покачивающиеся на воде поплавки. В горле опять нехорошо першило. То ли надышался пыльцы местного разнотравья, то ли действительно поселилась во мне какая-то неприятная тварь. Нервно потерев грудь и шею, я сумрачно пробормотал:
— Если верить докладам советников, в Артемии пока все та же эйфория. Народ ликует, наше присутствие здесь рассматривают, как победу. — Мне подумалось, что говорю я это не для своих товарищей и даже не для себя, а скорее, для той твари, что шебаршилась в груди. Гадючья ее головка изучающее осматривала свое тесное узилище, время от времени совалась в дыхательное горло. Тогда враз наступало удушье, и страх кусачей медиаканой сжимал череп.
— Я слышал, — подал голос Тарас, — палаты Визирей дали добро на продолжение миссии спасения. Неужели правда?
— Разумеется, правда, — подтвердил Павловский. — Сейчас они, что хочешь, одобрят. Для них любая смута — это, прежде всего, деньги. Знают, что кто-то заработает на поставках продовольствия, кто-то — на производстве вооружения. Да и солдатики, боюсь, начнут скоро распускаться. Не удивлюсь, если скоро нам доложат о первых грабежах в городах Ванессии.
— Типун тебе на язык, — глухо пробормотал я.
— Клюет! — дико заблажил Тарас. — Клюет, Ваше Величество!
Я дернул удилище и тут же осознал, что на крючок попалось что-то очень крупное. Во всяком случае, удочку согнуло дугой, а лодку ощутимо качнуло.
— Спокойнее, Ваше Величество, спокойнее!.. Да не так же, не так!..