Я снова сделал попытку потянуть на себя удилище. Бамбуковый стручок не подчинился, и вдруг почудилось, что вовсе и не рыбину я вытягиваю, а проклятого солитера, засевшего в глубине горла. Я тянул его, а он что есть сил упирался, цепляясь за мои внутренности, множеством присосок норовя вывернуть меня наизнанку. Писатель Ромен Гари как-то признавался, что во время серьезного заболевания на войне, когда он сгорал от высокой температуры, из него вышел метровый паразит. Он мог умереть, но не умер. Вскоре после выхода гигантского паразита создатель великого «Обещания на рассвете» пошел на поправку. Увы, моя собственная температура была самой обычной, а потому даже целебное фермерское молоко не могло изгнать из меня злокозненной заразы. Рассердившись, я напряг мышцы, и медленно-медленно из темной воды выползла огромная рыбья морда — не то сом, не то жутковатое создание, вынырнувшее прямиком из сказок. Как бы то ни было, но на нас взирало усатое чудище с жабьим ртом и черепашьими глазами, с плавниками длиной и шириной способными соперничать с человеческими руками. Глядя на этого монстра, я ощутил панику напополам с ликованием. Я все-таки вытащил его! Почти вытащил!.. И тут же в груди резануло острой болью — настолько острой, что я чуть было не выпустил из рук удочку. Почувствовав слабину, рыбина немедленно ударила хвостом и, обдав нас водопадом брызг, ушла в глубину. Рывок был настолько мощным, что должным образом отреагировать я просто не успел. С сухим треском удочка переломилась и стремительно исчезла в воде.
— Черт подери! Что же ты, Ваше Величество, лопухнулся! Ведь такая громадина ушла! — В досаде Тарас звучно ударил себя по колену. Хорошо хоть не по моей шее.
Я и сам был раздосадован не меньше его, однако нашел в себе присутствие духа, чтобы попенять фермеру:
— В будущем слово «черт» станет считаться нецензурным. Совсем, как в старые добрые времена. Ты понял меня, Тарас?
— Честно говоря, не совсем… — он озадаченно свел брови.
— В книгах после буквы «ч», — произнес я, — будут ставиться точки, а за произнесение публично означенного слова будет взиматься штраф.
— Виноват, Ваше Величество, — Тарас неловко поежился.
— Тогда уж предлагаю быть последовательным, — хмыкнул Павловский. — В те же царские времена оберполицмейстером господина Татищева высказывалось предложение всем невинно осужденным выжигать на лбу перед словом «вор» частицу «не». Вот уж действительно гуманная была мера! Может, и нам такую ввести?
— Пошел ты… — лениво отозвался я, и в эту секунду с берега нам закричали. Мы обернули головы.
— Ага, вон и твой Жиль де Рэ припожаловал. Обеспокоился, небось, консульским здоровьем…
Дмитрий, на глазах преобразившийся в Звездочета, не ошибся. Это действительно был Адмирал Корнелиус. Возле него топталось еще человек семь или восемь — все как один в нарядных мундирах, украшенные аксельбантами и медалями. Моей нынешней свите не терпелось вернуть меня в царственное лоно. Обыденная рыбалка в лодке чуждого им ванессийского фермера явно пугала моих вельмож.
— Но самая крупная рыбка все же клюнула у вас, Ваше Величество. — Не без лести проговорил Тарас. — Значит, вы тоже из везунчиков!
— Какое же это везение, — хмуро возразил я. — Эта рыбка сломала мое удилище. Сломала и оставила меня с носом…
В груди вновь неприятно кольнуло, и я хмуро взглянул на Тараса.
— Говоришь, лечит твоя глина людей?
— Ну дак… Знамо, лечит. И молоко опять же.
— Тогда угости меня сегодня своим молочком. Хочу отведать твоего лекарства вволюшку…
Глава 6 Освобождение