Сон разума

– Я, конечно, не хочу тебе навязывать своё мнение, но бывают в жизни моменты, когда ничего кроме веры не остаётся, а если не остаётся и её, то тогда дело совсем плохо. – Алкоголь на некоторых действует как «сыворотка правды». – Нет, ты прости за патетическую откровенность, но у меня в жизни проблем хватало, правда, иногда я сам их себе и создавал, по глупости более, однако некий стержень всегда имелся, а с ним в любой безысходности можно таким образом устроиться, чтобы хоть надежда да оставалась. Бывает нечто подобное в характере, наверно, только в русском и встречается, когда, делая какую-нибудь мелочную гадость и при том сам прекрасно понимая, что первым от неё пострадаешь, всё равно испытываешь искренние благоговейные светлые чувства к чему-то высшему и рук не опускаешь.

– Ну, это ты уж лишнее хватанул, по-моему, – Фёдору опять как и в прошлый с ним вечер начало казаться, что тот тычет ему своей душой прямо в лицо.

– Нет, я вполне серьёзно, я много об этом думал. Если не принимать во внимание широту душевную, то как можно некоторые поступки объяснить? а смириться с ними и подавно, однако жить дальше всё-таки надо, вот и говоришь себе, мол, ладно, то действительно был я, но я же смогу быть ещё и этим.

– Если так легко прощать себе ошибки, то рискуешь их повторить.

– Нет, не рискуешь. А вот если их не замечать, тогда точно повторишь. Это должно сразу всё внутри умещаться, и хорошее, и дурное, безгрешных, знаешь ли, не бывает, но, отворачиваясь и принципиально не замечая нечто плохое в своих делах, ты превращаешь оные в норму жизни. Я не думаю, что есть люди с окончательно замолкшей совестью, и парадоксально, но именно она в конечном итоге заставляет их творимое ими зло извращать в добро, а добро, наоборот, во зло, чем те пытаются её успокоить. А всё от чего? От душевной узости. Я не умею хорошо объяснять, только хочу сказать, если в человеке, в его натуре, не помещается многого, то в ней, наверняка, имеет место лишь худшее из всего того, что может быть. Ты посмотри вокруг, мы с тобой примерно в одной среде вращаемся: щемящая своей ничтожностью хорохорящаяся закомплексованная неудачливость или тотальная неудовлетворённость жизнью при том, что всё вроде бы есть (сам же об этом только сказал), и упаси боже тебе копнуть поглубже, ведь такой смрад поднимется. И ладно бы сие объяснялось борьбой за выживание, это как-то можно понять, нет, складывается целая система ценностей, именно мелочных ценностей. Я имею в виду ситуацию, когда вещи перестают быть способом удовлетворения тех или иных потребностей, а становятся самоцелью: ты покупаешь дорогую машину не просто, чтобы на ней ездить, дорогую квартиру не просто, чтобы в ней жить. Комфорт и всё такое – вполне нормально и достойно, но что при этом приносится в жертву? чем ты за них платишь? стоит ли оно того? А для многих выходит, что да, поскольку, если они на зарабатывание денег жизнь свою положили, то как же тогда эти самые деньги могут оказаться не бесценны, ведь получится, что и жизнь их не бесценна, но в лучшем случае имеет свой определённый эквивалент, в тех же деньгах и выражающийся, а в худшем, это касается, скорее, бедолаг, которые только втягиваются в данную систему, вообще ничего не стоит. И какое такие люди могут иметь понятие о хорошем и дурном? Отведав в очередной раз голливудской блевотины, никто из них не станет говорить, что она – блевотина, поскольку в неё вложено много денег, да они и не поймут этого, ведь ничего другого не знают, ничего другого в их узкие душонки не влезает. Так что жизнь у них не настоящая, поскольку ценности навязанные. Нет, широта души нужна, просто чтобы со стороны можно было иной раз посмотреть на себя, на жизнь свою, чего вполне достаточно.

– Знаешь, такие, конечно, есть, но ты слишком обобщаешь. Большинство всё-таки нормальные человеческие ценности имеют, хоть и вида почему-то не подают, что, кстати, уже примечательно. Но пусть так, однако в бога при этом не обязательно верить, – сказал Фёдор, задумчиво усмехнувшись.

– Что?.. Ах да, пожалуй, и нет.

– Даже скорее наоборот.

– Почему это.

– Потому что ты вновь сам себя ограничиваешь, если и не деньгами, то всё равно чем-то иным, посторонним своей жизни.

– Ну, знаешь… Ведь жизнью ограничиваю, самой жизнью, жизнью вообще т.е.

– Знаю, потому и говорю.

– Сейчас вы до чего-нибудь договоритесь, – вставила жена.

– Есть вещи и поценнее жизни.

– Это например?