Сон разума

Несколько раз он обошёл место происшествия, постоял с одной стороны реденькой, но обширной толпы, потом переместился к центру, потом вперёд, наконец, решил остановиться позади. И все эти минуты он слушал и разглядывал молча и безо всякого выражения на лице, только иногда сопереживая особо впечатлительным, собственно, соглашаясь с ними. Фёдор оставался в стороне, но в стороне от них, от окружающих, а не от человеческого горя, ему хотелось и нравилось находиться в стороне, и мало-помалу происшествие начало казаться не случайным и для него самого, находить живейший отклик в душе, а вмешаться означало бы отстранится от его непосредственной остроты. Некоторое время, поскольку было ещё на что посмотреть, он стоял в лёгком напряжении и поминутно шарил в левом кармане брюк, будто желая что-то из него достать, но так и не доставал, каждый раз вынутая оттуда рука оказывалась пустой, да и не лежало там ничего. Сюда, наверно, сбежались жители со всех окрестностей: кроме деревни, где располагалась железнодорожная станция, и нескольких дачных посёлков, в одном из которых он остановился, поблизости находилось большое село, вокруг него они и лежали, так что вскоре стало людно как на оживлённой пешеходной улице в большом городе, что в свою очередь всё больше и больше подогревало присутствующих, которые, судя по всему, начали забывать, из-за чего они здесь; расслышать даже рядом раздающиеся голоса с каждой минутой становилось проблематичнее.

– Вон там, видите, за тем столбом, – оказалось первой репликой, которая донеслась до Фёдора, только что ставшего на новое место. Говорил молодой человек лет 25, высокого роста, сутулый, со слабо различимыми чертами лица, одетый очень неопрятно, с большим то ли мокрым, то ли масляным пятном чуть повыше живота на майке зелёного цвета, кисти обеих его рук были черны от грязи. Обращался он к недавно подошедшей пожилой женщине, почти старушке, сгорбленной, но довольно подвижной, со светлым морщинистым лицом, которая, посмотрев, куда ей указывал грязный палец, по-бабьи закачала головой.

– Бедненький, как же это его так угораздило?..

– Неизвестно, свидетелей, говорят, нету, – процедил парень сквозь зубы, ошибочно полагая, что та его о чём-то спрашивает.

– А в каком часу, не знаешь? – вот это был уже вопрос.

– В 7-8, где-то между, после 7.30 точнее, как раз на электричке приехал, угол хотел срезать.

– Не он один, тут все бегают, хоть бы перезд какой сделали…

– Какой-такой перезд?.. здесь же никакой дороги нет.

– Ну да, ну да, – женщина повернулась и пошла восвояси, утерев краем фартука пару слезинок.

Парень заметил, что грязь на его кистях достаточно подсохла, и стал тереть ими друг о друга так, что на землю посыпались небольшие скатанные комки; где и в чём он мог так запачкаться – неизвестно.

– Да-а, Иван Владимирыч, не часто такое увидишь, – говорил неприятный старик с испитым лицом и неестественно большими мешками под меленькими бегающими глазками, вытирая ладони от пота о застиранную полинявшую синюю майку с наполовину надорванным воротом, потом засунул их в карманы грубых холщовых штанов странной неправильной формы (левая штанина почему-то выглядела выше правой), по впечатлению, домашнего пошива, видимо, чтобы те вспотели ещё более, и начал переминаться на белой гальке железнодорожной насыпи большими осенними ботинками, надетыми на босу ногу. Обращался он, стоя спиной к месту, к другому старику, посолидней, который был в рубашке с коротким рукавом, светлых брюках и таких же светлых кожаных сандалиях, очень комично надетых на чёрные носки; лицо у него было плоским, потным и красным, он, судя по всему, почти задохся от непривычно быстрой ходьбы. Этот второй старик покачал головой и многозначительно ответил:

– Да, Сёма, не часто, и хорошо, что не часто. Даже странно, как это его тут угораздило, все же ходят и ничего.

– Согласен, но только помните, несколько лет назад, как раз когда мы новый насос купили, чтобы огороды поливать, вы ещё ходили, с соседями договаривались, через чьи участки трубы вести? помните? Так тогда тоже мужик один, Валерьич, вы его вряд ли знаете, так же с утречка попал, только он спьяну, точнее, с похмелья, на станции, говорили, к компании прибился, и они всю ночь пили.

– Где ж там пить? Там и сесть-то негде, да и гоняют.

– Ну, положим, не совсем на станции, рядом где-нибудь, да мало ли ещё. В это время погода всегда хорошая стоит, можно сутками в дом не заходить. Только я не об том. Вы посмотрите, тут как не крути, а довольно сложно попасть-то, невзначай т.е., либо только пьяным, либо по какой другой причине, понимаете? А то и по желанию собственному.

– Ты его знал?

– Кого?

– Уж, не Валерьича твоего, понятно.

– Лично нет, но что такой-то и такой-то неподалёку тут к кое-кому ездит, слыхивал, мне Афанасий Прокофьич о нём рассказывал. Он просил парнишку из города привезть что-то, кажется, лопату, отношения у них определённые завязались, деловой человек Афанасий Прокофьич. Ему ж племянник этой весной, когда огород перекапывал, две лопаты сломал, мужик сильнющий, да и землица там хороша.