Сомниум

На неё тут же с удивлением и укором посмотрели другие жильцы дома номер сто четыре улицы Владимира Крестителя. Катя заметила эти взгляды и покраснела, потупившись. Ситуация становилась всё более неловкой для новоприбывших. Однако пациенты, как понял Артур, такого не чувствовали. Они улыбались приветственно, без издёвки, но от этих улыбок вчерашним жильцам хотелось под землю провалиться.

— Ладно, повеселились, и хватит. — Гыча хлопнул в ладоши. — Господа сумасшедшие, диссиденты, террористы... Кто хочет поесть? Идёмте, ну.

Он прошагал через толпу к другому концу вагона и отворил дверь. Солдаты позади жильцов стали подгонять тех, пока только словами:

— Пошевеливайтесь!

Пациенты больницы первыми двинулись к вагону-ресторану, а следом, стараясь не приближаться, шли считавшие себя здоровыми люди. После перехода и вторых дверей Артур, старавшийся не отставать от Богдана, единственного, кого он тут пока узнал, действительно оказался в ресторане. Вдоль обеих стен, у окон, располагались столики с четырьмя стульями у каждого. Чуть дальше — барная стойка, за ней столики заканчивались. Левая половина вагона в дальнем конце была огорожена стенкой, оставляя лишь узкий проход вдоль правой стены. Над столиками и под потолком неярко горели жёлтые лампы, наполняя ресторан мягким, уютным светом.

— Вот мы и в ресторане! — возвестил Гыча. — Давайте-ка поищем тут чего-нибудь поесть...

Он прошёл за стойку и открыл дверь, ведущую в отгороженную часть вагона. Артур, заинтригованный, тоже приблизился.

— Что там? — спросил он у Гычы, заглядывая внутрь.

— Кухня! — раздался ответ.

Артур заглянул внутрь: в узкой кухне тянулись холодильники до потолка. За стеклянными дверцами виднелись замороженные птичьи тушки, сыры, бутылки и банки. Чуть дальше стояли электрические плиты и духовые шкафы, а также шкафчики с множеством ящиков. Гыча поискал среди них, достал пару консервных ножей, сунул их в карман, из другого шкафа достал банки с тушёнкой и протянул их Артуру.

— Держи, поможешь.

За несколько заходов они вынесли из ресторана много банок тушёнки, крупную головку сыра и хлеб, размороженный в микроволновке. Потом Гыча вытащил ящик пива и несколько бутылок вина.

— Думаю, перекусить хватит! — подмигнул он людям. — Давай, кто голоден — налетай!

Катя и другие жильцы её дома всё так же нерешительно стояли в стороне. Одна женщина среди них плакала, другая, по виду, еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться — им было не до еды. Но вот пациенты больницы, которые уже давно ели два раза в день и при этом не слишком много, набросились на еду с жадностью. Один из консервных ножей Гыча отдал Артуру, вторым стал орудовать сам, вскрывая банку за банкой. Однако Артур, хоть и знал, что надо делать, ни разу консервы не открывал, а потому замешкался. На помощь ему пришёл Богдан:

— Давай сюда. Эх, молодёжь, консервы открывать не умеют... Что ж с вами на войне-то было бы?

Артуру стало стыдно, но Богдан тут же развеял неловкость:

— Я возьму тушёнку, а ты хватай пиво. Нам с тобой по паре бутылок захвати, чтоб остальным хватило.

Они заняли один из столиков подальше от стойки, потом Артур ещё сбегал на кухню за вилками, прихвати две булки, и наконец-то сели есть. Тушёнку Артур никогда раньше не ел, но выглядела она как мясо, а мяса очень хотелось. Чем кормили все эти месяцы в больнице, память Артуру не подсказала, но тонкие руки выдавали недоедание. Попробовав, он набросился на содержимое банки. И не замечал ничего и никого вокруг, пока не выскреб последние кусочки и не заел их мягкой булкой. Богдан ел более сдержанно, но не менее увлечённо, время от времени что-то бурча себе под нос. Остальные, как потом заметил Артур, тоже были поглощены едой. Разумеется, кроме жителей дома номер сто четыре. Те заняли два столика и ничего не ели, только нервно оглядывались.

— Что ж. — Богдан открыл пиво. — Признаться, я сильно скучал по мясу.

Артур последовал его примеру. Пива в стеклянных бутылках он не видел уже давно. Узкие, с длинным горлышком, из тёмного стекла, бутылочки казались пришельцами из другого, более благополучного мира. Да и само пиво обладало куда более насыщенным хлебным вкусом, чем то пойло, к которому он привык. Однако с непривычки уже после нескольких глотков у Артура закружилась голова.

— Быстро не пей, — посоветовал Богдан. — Мы ж сколько времени уже алкоголя не пробовали... И не ели нормально. Помаленьку.

— Сыр! — подошедший мужчина в больничной пижаме, улыбаясь, поставил на стол тарелку с грубо нарезанными ломтями жёлтого сыра. — Настоящий сыр!

— Спасибо, Олег, — улыбнулся Богдан. — Сам-то поел?

— Конечно! Все едим! Это ж сыр!

Артур отломил кусочек мягкого сыра. Он был ароматным, горько-сладким и таким вкусным, что Артур тут же взял ещё кусок, побольше.

— Ешь, — кивнул Богдан. — Может, хоть твоей памяти на пользу пойдёт.

— Мы с тобой не договорили, — заметил Артур, жуя.

— Ах, да. На чём мы остановились?

— На войне.