Сомниум

— На войне... — задумчиво повторил Богдан, крутя в руках бутылку. — Ну да. В общем, под конец войны в стране начался голод. Зарплату либо сильно сократили, либо и вовсе не выплачивали. Многие владельцы предприятий стали давить рабочим на чувство долга. Припоминали им Великую Отечественную...

— Великую Отечественную... это что? — уточнил Артур.

— Войну, Великую Отечественную Войну. Это была крупнейшая для нашей страны война... до Третьей Мировой. Только она сильно отличалась по сути, хоть нам и пытались проводить параллели. Но не суть, мы отвлеклись. В общем, голод. Продуктов не было, магазины закрывались. Ввели продуктовые пайки, еду выдавали по карточкам. Народ стал волноваться, участились грабежи. Люди группами отправлялись штурмовать продуктовые склады, но обратно никто не возвращался. Всё больше и больше людей уходили на фронт, обратно же прибывали только инвалиды и гробы. Никого из тех, кто ещё мог воевать, с фронта не отпускали, даже когда контракт заканчивался. Начались волнения, восстания. Поначалу-то мирно всё было — митинги там разные... Но митинги разгоняли. И разгоняли жёстко. Люди обозлялись. Многие обозлились на ветеранов, потому что вернувшимся с войны инвалидам полагалась пожизненная пенсия. Однако мало кто знал, что пенсии выплачивали не в полном объёме, часто задерживали, а то и вовсе не платили. Одноногие и однорукие мужики шли искать работу, чтобы не умереть с голоду, но разве могли они её найти? Работу все искали. Был голод.

— Ты помнишь это время? — спросил Артур.

— Да, — кивнул Богдан. — Помню.

— Ты служил тогда?

— Нет. Я был не годен.

— Почему?

— Рак, — пожал плечами Богдан. — Мне был выставлен диагноз: рак лёгкого. Лёгкое удалили, и я какое-то время проверялся на метастазы. До войны и в её начале. Но потом всю плановую медицинскую помощь отменили. Докторов многих уволили. Сперва я боялся, что упущу момент, когда нужно будет начать лечение, но потом понял, что лечить меня всё равно никто не будет, и махнул рукой. К тому же, вокруг такое происходило... В общем, я смирился со смертью.

— Но ты жив.

— Это ты верно подметил. — Богдан улыбнулся, в его глазах заплясали лукавые огоньки. — Не знаю, как так вышло. Однако я пережил не только войну, но и эту чёртову психушку.

— Тебе... повезло. — Артур не знал, что ещё сказать.

— Ну, везение это довольно спорное. У меня половины лёгкого нет с тридцати пяти, я работать нормально не мог. Чуть возьмусь за что — сразу одышка.

— Но ты пережил войну. А многие — нет.

— Как твой отец, ты хочешь сказать?

— Об этом я тоже рассказывал, — не спросил, а констатировал Артур.

— Да. Прости, это, наверное, раздражает тебя, но за эти месяцы ты рассказал нам очень многое. Практически всю свою жизнь. Но я могу делать вид, что не знаю, о чём ты говоришь.

— Не надо, — покачал головой Артур. — Не хочу снисхождения и... Ну, вранья. Я хочу знать, что и как там было на самом деле.

— Хорошо, — кивнул Богдан. — Сочувствую твоей утрате, Артур.

— Я отца не помню. Виталик вообще родился после его смерти. Но жаль, маме без него пришлось со всем справляться. Вдвоём было бы проще. Может, и не забрали бы её тогда.

— Может быть.

Они молча допили пиво. В голове у Артура приятно шумело, и всё же он вспомнил, на чём прекратился их разговор:

— Ты рассказывал про голод в конце войны...

— Да, точно! — спохватился Богдан. — Голод. В общем, страна была уже измотана. Люди были измотаны. Никто не верил в победу, в лучшие перемены. И вот когда все уже отчаялись, война вдруг закончилась. Именно «вдруг». Неожиданно. Никто уже не разбирался в ходе военных действий, информация поступала обрывочная. В официальной версии событий сам чёрт ногу сломал бы — все забыли, где сейчас наши войска, какие города и в какой стране заняли, с кем ещё воюем, а с кем — уже нет... Да всем и плевать было, если честно. Старались тут с голоду не сдохнуть и семью прокормить. Работали сутками напролёт. А потом резали друг друга за лишнюю копейку или кусок хлеба. И тут — на тебе, победа. Изо всех щелей нам стали сообщать о славной победе нашей армии, крупнейшей со времён Великой Отечественной! Должен сказать, все мы тогда знатно охренели...

Богдан замолчал, вспоминая что-то, и через минуту продолжил: