«К., преодолевая сопротивление окружающих, упорно представляет меня как свою жену, хотя ни для кого не секрет, что мы не женаты. Ему постоянно намекают на то, что его так называемая супруга далеко не образец. Вот опять, отвечая на телефонный звонок, он теряет над собой контроль и орет в трубку что-то нечленораздельное, на грани нормативной лексики. Пресса открытым текстом обсуждает, что он загнан в угол, и уверенно прогнозирует, что ему придется сменить жену под давлением
(77)
«Мы с К. едем в открытом автомобиле по скоростному шоссе. Это наш первый совместный отпуск, который мы собираемся провести на море, подальше от прессы и любопытных глаз.
Нас останавливают под предлогом проверки документов. Начинается обыск. Стройные красотки в военной форме быстро и слаженно демонтируют машину, как будто разбирают автомат на время, по нормативу — четко, уверенными рывками. Через минуту машина выглядит как железная кровать с сеткой вместо дна.
Но позвольте, возмущается К., что все это значит? Одна из красоток достает из нагрудного кармашка постановление об обыске, в котором указано и основное обвинение — сенатор К. ездит по подложным номерам. Другая вынимает из багажника стопку фальшивых номеров и пакет с фотографиями, где К. запечатлен „на отдыхе“ с женщинами всех размеров и мастей. Я совершенно спокойна — и что это доказывает? Что у этих женщин дурной вкус? Они выглядят как-то слишком дешево. До такой степени, что снимки невозможно принимать всерьез. Очередная фальсификация.
Нас отпускают под подписку о невыезде.
Не правда ли, мы не дадим им испортить наше свадебное путешествие?»
(78)
«Мы на Красном море, вода непрозрачная, со взвесью, горького красно-оранжевого цвета. Отпуск подходит к концу.
Я вижу заплаканную женщину, это жена К., она прогуливается по берегу с какой-то местной журналисткой. До меня доносятся обрывки разговора — вы его видели? он не один? (меня они совершенно не замечают, но я на всякий случай прикрываю лицо газетой). Дама утешает свою спутницу — эта женщина просто ужасна, у нее нет ни вкуса, ни манер, ни шарма. Поверьте мне, дорогая, она — временное явление, тем более, что общественность за вас.
К дамам подбегают К. и какой-то пожилой мужчина, К. оттесняет журналистку, спасибо, мы вам позвоним. Они принесли складной шезлонг, хлопочут вокруг бедняжки, усаживают ее, обмахивают, подают платок.
Только теперь я замечаю, что она беременна.
К. убеждает ее не поддаваться слухам. Он здесь по делу вот с этим господином (пожилой мужчина молча кланяется). Я подхожу поближе и сажусь в соседний шезлонг, брошенный кем-то на берегу. Мне нужна только ясность — пусть К. видит, что я тоже здесь. К. за спиной у жены машет на меня руками, продолжая терпеливо уговаривать ее — поедем домой, наш дом готов, я там все устроил как ты любишь.
Я резко встаю и выбрасываю то, что принесла для него. Это лекарство. Маленькие шарики раскатываются по песку и теряются в нем.
У меня в кармане еще одна коробочка с леденцами, которые К. очень любил, как-то по-детски, немного смущаясь оттого, что ему не положено по статусу любить такие пустяки. Сминаю ее, не вынимая из кармана, и ухожу с пляжа».
(79)
«В приемной две девушки в форме и всего два посетителя. Я приехала навестить К. Представляю, как он обрадуется. Наверное, и не ожидал меня здесь увидеть, ведь тюрьма далеко от города и сообщения с ней нет. Занимаю очередь — нужно пройти собеседование с сотрудником тюрьмы и только потом получить пропуск. Свидание регламентировано сводом правил, которые необходимо строго соблюдать. В частности, требуется выбрать мелодию, которой будет сопровождаться встреча, и ее запустят через громкоговоритель. Список мелодий невелик, мой взгляд падает на пункт № И *Между мною и тобою гул небытия*. Кажется, я знаю эту песню.
… между мною и тобой века
… льды и облака
… если можешь, если хочешь, вспомни обо мне
долгая любовь моя…
Но один из посетителей уже выбрал № 11. Молодая жена, он немного смущен. Почему-то я должна уступить, хотя правила не запрещают проигрывать один и тот же номер дважды. Просматриваю список снова, но другие варианты никуда не годятся.
Пока я пытаюсь принять какое-то решение, набегает толпа матерей, жен и сестер, они моментально выстраиваются в очередь и оттирают меня назад. У них определенно есть опыт хождения на свидания. Из двух сотрудниц тюрьмы одна как будто подобрее, я хочу пробиться к ней, но прямо передо мной она захлопывает окошко — посещений больше не будет
девушка вы что оглохли передачи не разрешены тем более это
как вам вообще пришло в голову
и завтра тоже
я вам русским языком повторяю
ПОСЕЩЕНИЙ БОЛЬШЕ НЕТ»
(80)
«Он сидел обняв колени под нашим старым письменным столом я подошла к нему во сне забралась под стол в его темное детство и он поднял голову и посмотрел на меня и тогда я поняла что он мертв и обняла его и наконец-то заплакала и бледный воск как старый снег ноздреватый а под ним талая вода и дерн».
(81)