голоса тонули в нем замшелые бревна плыли по воде вниз по течению лес угасал солнце садилось мне было страшно и хорошо как в заброшенном доме
мы забирались одетые под одеяло ждали пока нас найдут
так будет всегда думала я
полярная ночь
Он никогда не говорил о будущем. Ничего мне не обещал. Это было правильно. Я бы его обещаний просто не услышала. За день до отъезда мы все еще
спохватившись кричала вслед свой адрес
адрес был неправильный я перепутала дом и улицу
потом подошел его друг и протянул письмо
если мы больше не увидимся знай
наверное там были слова любви но мне ничего не удалось разобрать
мы не могли тебя разыскать а он очень просил
и письмо написал заранее понимал что это может случиться
он был
оставалось полгода раньше не отпускали
говорил что собирается на север
там у него на острове маленький домик и собака
он был странный немного дикий
огромный как каменный утес
и в нем на нем вокруг
было столько птиц
взлетающих
на звук выстрела
так что небо становилось черным
от слез»
(75)
«Мы живем в маленькой комнатке, на последнем этаже. Над нами огромные башенные часы, они идут бесшумно, и только длинная стрелка иногда задевает за раму, если окно широко раскрыто. Провода, птицы, синева и зелень. Балкончик, на котором помещаются только цветы. Узкая лестница с деревянными перилами. Я давно не покидала своей комнаты. Это он приходит ко мне.
Неправда, что их нельзя видеть, что они внушают страх, что у них нет тела, нет души. Крылья есть, но не такие, как рисуют на картинках. До них нельзя дотронуться, рука проходит насквозь.
Мы сидим на подоконнике и смотрим вниз, на город. Яркие пятна машин, звуки улицы, деревья, бесконечное лето, снаружи жара, а у нас тишина, прохлада и свет, льющийся отовсюду.
Он сказал, что мы состаримся вместе, но время идет, а мы все те же. У него русые волосы и серые глаза. Когда он уходит, я пытаюсь вспомнить его лицо и не могу.
Нить за нитью, полотно растет, ложится на пол, наступает ночь. Я совсем разучилась спать и немного скучаю по своим прежним снам. Они были путаные, но живые, и время с ними шло веселей. Теперь ночь отдана работе, а день ожиданию.
Наутро очередная рубашка готова. Он забирает ее и исчезает до полудня. Он совсем не думает о себе, обо мне, он покидает меня ради других узников башни, которые живут на нижних этажах. Ты счастлива, а у них нет даже надежды, говорит он.
Иногда я думаю о том, что нас ждет, когда свет состарится и увязнет в себе, когда его волокна потемнеют и он станет видимым, словно грязное стекло. Каждое наше движение распадется на множество бессмысленных жестов — медленно угасающий след, тысяча рук, тысяча глаз. Мы превратимся в чудовищ, и только память и терпение, тихо тлея в отяжелевшем теле, помогут нам не потерять друг друга из виду.
Мы завернемся в рубашку с одним рукавом, встанем на подоконник,
и окажется, что надежда нужна только вначале, чтобы не было страшно, а подхватывает и несет что-то другое
прощаясь с тобой, я успею попрощаться с той комнатой, где мы любили и думали, что это самое высокое место на земле».
(76)
* АЗ К4 начало таксона ветви
новая тема
A.: Обращаю ваше внимание на еще один прием, встречающийся не впервые — вложенные сновидения. Она, сама того не понимая, ищет выход из замкнутого пространства, а когда этот выход открывается, почему-то не замечает его.
B.: Конечно, ведь там, где выход, обязательно должен быть какой-нибудь отвлекающий маневр.
A.: Мужчина.
B.: Много говорит, трубочки показывает.
A.: Смотрите, дальше она описывает тупиковые ветви. Отсеченные сценарии, более чем рискованные. Я, кстати говоря, давно заметил, что Анимус часто персонифицирован мужчиной монголоидной расы. Китаец в данном случае тоже компромисс. Хорошо воспитанный и не очень старый.
B.: Вы проницательны. А заметили еще один типичный синтез — человека и животного? Тело мужчины определенно поделено на две части, сверху — воспитание, снизу — природа, ангел — демон и так далее.
A.: Этот ее ученый водитель потому и не встает из-за руля. Что у него там — остается только догадываться.
B.: Копыта или хвост.
А.: Мой дорогой, разве женщинам это важно. Да хоть два хвоста! Главное, чтобы там было…
И.: Я вижу, уважаемые, что обед не пошел вам на пользу. Расслабились, шутки шутите. А что же дальше будет. Тут у нас самая нежная материя начинается. Феминность просто зашкаливает. Может, подкрутить немного?
A.: Нет, уважаемый, давайте оставим как есть.
B.: Ага, я говорил. Вы увлеклись, коллега, и не на шутку.
А.: Бросьте. Мы же при исполнении. Покажите нам, в самом деле, эту вашу феминность.