Солонго. Тайна пропавшей экспедиции

— Не знаю и знать не хочу. Иди, вон, Серёже рассказывай. Он такие истории любит. Может, ещё статью напишет.

— Поздно статью-то писать. Я уже целую монографию об этом издал, — Тюрин, приосанившись, надел панаму. — А я это всё к тому, каким человеком был Дёмин. Зелёную улицу прошёл. На каторге сидел. Зимой бежал — без вещей, без ружей. Спальников и горелок у него, знаешь, не было. Один из всей артели выжил. Сруб себе поставил. Это значит, голыми руками выворотни[8], там, валежины[9] таскал. А тут, значит, увидал чего-то в горах — и бежать бросился?

— Миша, — Марина Викторовна настойчиво смотрела на Тюрина.

— Бросил ваше золото и только пятками засверкал, так? Любопытно получается.

— Миша!

Профессор ничего не слышал и только посмеивался своему рассказу. Он и не замечал, с каким интересом его слушают братья Нагибины. Слава даже перестал улыбаться. Сосредоточенно, жадно ловил каждое слово. Услышав последнюю фразу, переглянулся с Юрой. Братья коротко кивнули друг другу и заторопились вперёд — туда, где виднелась спина Фёдора Кузьмича.

— Тюрин, дурак ты на всю голову! — процедила Марина Викторовна.

— Это чего это? — опешил профессор, не ожидавший услышать такую грубость.

— А то, что думать надо головным мозгом.

Марина Викторовна, ткнув коня пятками, направила его вперёд. Нужно было скорее рассказать обо всём мужу.

Сергей Николаевич, узнав о выходке Тюрина, нахмурился, но сказал, что ничего страшного не случилось. Нагибины могли принять рассказ о золоте за очередную байку профессора:

— Мало ли он тут треплется? Но ты права, я ему скажу, чтоб покрепче держал своё помело.

Долина, зажатая между горных кряжей, расширилась. Экспедиция теперь шла в стороне от реки. Ровные поляны разнотравья сменились густой урёмой из белоснежных берёз. Деревца все были изогнутые, но здоровые, без чёрных пятен. На гладкой коре едва заметным пушком кудрявились бело-розовые лоскутки. Затем началась старая гарь. Лесок в ней был молоденьким, из совсем тонких берёзок, а на земле чернели сломки старой чащи. Бурелом изгнил, сровнялся и почти не мешал лошадям.

Гарь постепенно сменилась голым изволоком. По мягкому, едва ощутимому склону кони зашагали ещё увереннее.

Стрекотали кузнечики. Небо обмело сухими раскрошенными облаками. Жар усиливался, становился широким, глухим.

Впереди уже показалась синева озера Бурсугай-Нур, когда Марина Викторовна наконец увидела Артёма. Тот рысью нагонял хвост экспедиции.

— Где тебя носит?! — крикнула она, когда сын поравнялся с ней. — Что случилось? — Мама сразу заметила его обеспокоенный взгляд.

— Тихо. Нужно всё рассказать папе.

— Да что случилось?

— Не сейчас.

Дальше Артём ехал спокойнее, опасаясь привлечь внимание. Мама последовала за ним.

Сергей Николаевич, Баир, Фёдор Кузьмич и Джамбул успели уехать далеко вперёд. Спешились и, разложив карту на камне, обсуждали дальнейший путь.

Маршрут Гришавина предполагал поворот в самом начале урочища Тухэрэн, уводил вверх по реке Хаката к горному озеру Ишхэн-Ехе-Нур. Там нужно было спуститься по реке Дэдэ-Ишхэ, из этого озера вытекавшей. Джамбул уверял, что делать такой крюк нет никакого смысла, советовал сократить путь, отправившись напрямик, вдоль озера Хара-Нур:

— Озеро по этой же долине тянется. Зачем в горы сворачивать? В половодье по нему сложно ходить, но в такую жару там мелко и лошадям по берегу идти будет проще. Ты что скажешь? — монгол посмотрел на погонщика.

Баир пожал плечами, признал, что особой разницы не видит:

— Так и так пройдём. Сразу не скажешь, где сейчас сложнее.

Фёдор Кузьмич поддержал Джамбула. Но Сергей Николаевич хотел непременно идти по карте Гришавина, считал, что экспедиция и без того сократила большую часть пути, который следовало начинать по следам Дёмина, от Китойских гольцов. Спор затягивался. Сергей Николаевич ещё раз выслушал всех проводников, но мнения своего не изменил и распорядился готовиться к повороту на северо-восток.

Проводники уже расселись по коням, когда их нагнали Артём и Марина Викторовна. Мама взглядом показала Сергею Николаевичу, что нужно поговорить наедине.

Наконец юноша мог рассказать всё, что его томило в последние дни. Торопясь и сбиваясь, он поведал папе о том, как ночью подслушал странный разговор возле дедушкиного дома, как увидел Джамбула и участкового. Как Солонго пыталась убить его, напугав лошадь. Как он стал подглядывать за юной монголкой. Как вернулся назад, по другому берегу реки. Как поднялся на возвышенность, а там увидел, что по их следу едут три всадника:

— За нами следят! Все с ружьями. Все как один в зелёных куртках! А девчонка, конечно, доносит им. Слушает, что мы говорим, а потом едет назад, передаёт наши планы. Она тут как посыльный. Я ведь по её следу пошёл — она точно к тем всадникам направлялась. Это люди Джамбула, и он с ними через дочь общается!

Сергей Николаевич, закурив, молча слушал сына.

— Что же ты сразу не сказал? Почему один поехал? — воскликнула Марина Викторовна. — А если бы опять с коня упал? Где тебя потом искать?!

Артём только в раздражении махнул рукой. Мамина забота сейчас казалась ему особенно неуместной.