По понятным, не требующих объяснения причинам, Павлов не мог ничего предпринять, чтобы сохранить себе жизнь. Правда, он мог надеяться на то, что хунхузы сделают его своим рабом, но разве с этой целью он проделал путь от Красных камней до Лопарского водопада? Ему было мучительно стыдно перед Урсулой, которую он нечаянно подвел и заставил волноваться. И тогда он решил изо всех сил сохранять хладнокровие, чтобы обязательно выжить, дождавшись выхода Пришедшей Красавицы на "белый камень", а потом как-нибудь попытаться отвлечь хунхузов от своей напарницы, когда она будет покидать снайперскую позицию.
Его сильно раздражало присутствие полутора десятков, сбежавшихся посмотреть на него, юных хунхузов с клипсами на торчащих сосочках и подобием фартуков и мини-юбок на приличном месте. Убедившись в том, что он может видеть, эти бестии стали кривляться, то и дело, меняя позы по возрастающей шкале соблазнительности, томно закатывая глаза и сладострастно открывая маленькие ротики с четырьмя, похожими на клыки зубами. Некоторые из них были совершенно лысыми, а на головах других торчали клочки волос, перевязанные разноцветными ленточками.
Бородатый хунхуз попытался с ним заговорить, но программа-переводчик, предоставленная ему Арнольдом Борисовичем Шлаги, на слова хунхуза никак не реагировала. Тогда Павлов обратился к нему на языке жестов. Хунхуз радостно закивал головой в знак одобрения такого способа общения. Так они и познакомились.
— Дора, — сказал хунхуз и ткнул себя пальцем в грудь.
— Гастрофет, — сказал Павлов и ткнул пальцем в грудь себя.
В это время появился хунхуз со столь утонченными чертами лица и совершенными линиями тела, которым позавидовала бы и иная фотомодель. На голове у него был парик, представший собой множество натуральных каштановых локонов, а сзади — две косицы. Вся его одежда состояла из пояса из черной кожи и привязанного к нему футляра из бересты, длиной до колена. Если бы парик, черная борода и огромный гульфик были элементами маскарадного костюма, то этого хунхуза вполне можно было бы принять за очень раскованную участницу карнавального шествия где-нибудь в Рио-де-Жанейро.
Дора и другие хунхузы почтительно склонили головы и выделили запах, похожий на аромат одеколона "Шипр". В правой четырехпалой руке знатного хунхуза был полутораметровый деревянный жезл с обвившейся вокруг него живой двухголовой змеей. Змея вращала обеими головами и злобно шипела.
— Этот мужественного вида дядечка с телом нежной тетеньки, видно, еще главнее", — догадался Павлов и тоже по примеру других выразил низким поклоном свое почтение.
— Сенусерт, — сказал знатный хунхуз, обращаясь к Павлову.
То ли это было приветствие, то ли имя, и Павлов вопросительно посмотрел на Дору.
— Так его зовут, — подсказал ему хунхуз жестом и еще более почтительно склонил голову.
— Гастрофет, — сказал Павлов и, наверное, протянул бы руку, если бы не шипящая змея.
— Ты такой же Гастрофет, как я — Царица Савская, — сказал Сенусерт на языке орландов и приказал: Следуй за мной и не делай никаких глупостей, если тебе дорога твоя жизнь.
Чуть не проглотив от удивления свой язык, Павлов удивился еще больше, когда знатный хунхуз привел его в выложенный белыми камнями круг диаметром порядка 15 метров, прочитал какое-то заклинание, а потом спокойно сорвал с себя парик, бороду и отцепил пояс с гульфиком. Его жезл с живой змеей превратился в сверкающий золотом кадуцей, а над кругом из белых камней возникло подобие прозрачного купола. Купол потемнел, а потом, словно из-под земли, выросли колонны высотой, приблизительно, от 15 до 20 метров, и Павлов со своим загадочным проводником, которого уже определенно можно было называть женщиной, оказались в полутемном просторном колонном зале какого-то дворца или очень древнего храма.
Не успел Павлов не то что вымолвить слово, а даже подумать о том, что произошло, как почувствовал, что его за обе руки кто-то держит. И эти кто-то — два карлика с безобразными лицами и кривыми ногами. Изображения подобных существ он когда-то видел зале египетских древностей Музея изобразительных искусств им. А.С. Пушкина в Москве.
— Куда вы меня ведете? — взмолился он по-русски, осознавая, что не стоит на месте, а перемещается, не чувствуя под ногами никакой твердой опоры.
— В тронный зал, к царице! — хором ответили карлики на том же языке.
— Хотя бы скажите, какое у царицы имя, красавица Сенусерт? — обратился Павлов к своему загадочному проводнику в царстве дополнительных измерений.
— Ее имя настолько священно, что произносить его категорически воспрещается всем, — ответила Сенусерт на языке орландов и загадочно улыбнулась.
— Тогда объясните мне ваш придворный этикет. Что я должен делать при столь августейшей аудиенции: пасть ниц, встать на колени, поклониться? Да и одеться, я не говорю прилично, а хоть как-то, тоже не помешало бы? — Павлов стал твердо настаивать на правах человека и гражданина.