Солнцеворот

От удара Роткир проснулся, вскрикнул. Его отбросило на край полянки, к толстой уродливой сосне. Миг — и Роткир оказался на ногах. Одной рукой он держался за живот, другой нащупывал рукоятку меча. Часто моргал, видно, с трудом стряхивая сон…

Сон! Конечно, это ведь наваждение.

— Перестань! — крикнула принцесса, но её никто не слушал. Оба её спутника смотрели друг на друга и видели врагов.

— Я велел тебе охранять ее, — сказал Кастилос, медленно приближаясь к Роткиру, который так и не обнажил меча. — Ты позволил себе уснуть.

Роткир тряхнул головой, провел ладонью по лицу, словно пытаясь снять залепившую глаза паутину.

— Это старушка! — продолжала Ирабиль. — Она пришла к костру и усыпила его. За ней я пошла в лес. У нее есть домик, и она…

Кастилос повернулся к ней, и в глазах его полыхнуло алое пламя.

— Хочешь сказать, здесь был кто-то чужой?

— Д-д-да, — пролепетала принцесса.

Роткир вскрикнул — Кастилос оказался рядом с ним, схватил за горло, приподнял и прижал к стволу дерева.

— Отпусти! — прохрипел Роткир, вцепившись в руку Кастилоса. — Не видел я никого! Сам не знаю, как сморило.

— Не видел, да? — Голос Кастилоса был спокойным, и от этого спокойствия у Ирабиль дрожали колени. — Так была старушка, или нет?

— Нет! — каркнул Роткир.

Ирабиль не знала, что сказать. Она видела, видела эту старушку, шла за ней, говорила с ней, но кто она была? Куда делась? Зачем приходила? И откуда, откуда, во имя Великой Реки, взялось это сказочное настроение, которое теперь грубо втоптано в грязь? Всё казалось таким нелепым сейчас.

— Нет, — всхлипнула Ирабиль. — Пусти его, это я виновата.

— Даже если ты, разбежавшись, ударилась бы в дерево головой, виноват в этом был бы он, — заявил Кастилос. — Можешь сколько угодно меня ненавидеть, но больше я не оставлю тебя с тем, кому не доверяю.

Быстрым движением Кастилос выдернул нож из-за пояса Роткира.

— Мне надоело слушать твои бесконечные шуточки и похвальбу. Тебе всё нипочем, ты из любой грязи выйдешь, улыбаясь, любую потерю переживешь. За это тебя ценил твой отец, но не я. Сейчас и здесь мне нужен боец, которому я могу доверить самое дорогое.

Роткир, все это время пытавшийся вырваться, выкрутить руку Кастилоса, замер. Глаза его сощурились.

— Отец? — прохрипел он.

В его сердце вонзился нож. Глаза широко распахнулись, но почти сразу поблекли и закатились. Безжизненное тело рухнуло на траву.

5

— Странный лес, — сказал Кастилос, усевшись возле костра. — Дикого зверья вообще нет. Как будто вывел кто. Если Эрлот умудрился ещё и такое провернуть — я в восхищении. В Кармаигсе сейчас, должно быть, истинный свинарник.

Принцесса, раскрыв рот, переводила взгляд с Кастилоса на мертвого Роткира и обратно. Что… Что сейчас произошло? Как такое может быть?! Она что, с ума сошла?!

— Ты что сделал? — прошептала она.

— Просто шел и шел. Увидел козленка, убил его. Вот как он умудрился тут выжить? Что, здесь нет волков? Нет медведей? Тут даже птиц нет, ты заметила?

Ирабиль подняла руки и обнаружила, что они трясутся. Как ни старалась, она не могла остановить дрожь. Всю её колотило, в глазах помутилось.

— Что ты наделал?! — завизжала она.

Бросилась к Роткиру. Ноги не слушались, одна зацепилась за другую. Упав на колени, принцесса поползла. Когда ладони коснулись рубашки Роткира, Ирабиль застонала.

Не может быть. Не бывает такого!

Мысли о Кастилосе ушли, растворились в более страшном открытии, чем безумный вампир: Роткир мертв. Этот назойливый веселый парень, бесстрашный и бесстыдный, никогда больше не будет шутить и смеяться, не улыбнется, не рассердится. Он — мертв.

Ирабиль выдернула нож из-под ребра. Положила окровавленное лезвие на запястье, но не успела сделать разрез. Вспомнила, что не может остановить сердца, что она — лишь жалкий, бессильный человечишка.

— За что?! — простонала она. — Прошу тебя, Река, один только раз, дай мне силы вернуть его!

Река молчала. Река молчала всегда. Канули в веках те времена, когда она, говорят, отвечала перворожденным.

Нет. Не будет никакой силы, не будет чуда. Река не делает подарков, она принимает жертвы и отвечает на них, лишь на них. Но какую жертву могла предложить Ирабиль?

— Я не буду больше, — по-детски прошептала она, сквозь слезы глядя на бледное лицо Роткира. — Никогда не буду перечить. Клянусь! Пусть я буду осколком стеклышка, безделушкой, в которую все верят. Пусть со мной носятся, сколько угодно, пусть бьются за меня, а сама я — шагу не ступлю. Я согласна, что больше я — никто. Ну нет у меня лучшей жертвы. Ты ведь знаешь, что мне это — хуже смерти!

Река молчала. Должно быть, и не слышала сбивчивого лопотания принцессы. Зато с кое-кем другим Река заговорила впервые в жизни.

Роткир моргнул.

Ирабиль поспешила отереть слезы, чтобы убедиться: глаза её не обманывают.

Роткир моргнул ещё раз. Ладонь скользнула по рубашке, нащупала окровавленную прореху.

— Жив! — выдохнула Ирабиль.

Роткир поднялся рывком. Он все так же держал руку на груди, будто прислушиваясь.

— Сердце не бьется, — сказал он.

— Пожалуйста, — буркнул Кастилос. — Если нож больше не нужен — брось сюда, сниму шкуру с козленка.