Мне кажется, если бы я мог чисто физически, то убежал бы в тот момент. Но мне было плохо. Ужасно плохо. Я еле стоял на ногах. И как это ни грустно, но именно мои подгибающиеся коленки в какой-то мере решили мою участь.
– Барон, я… – предпринял я отчаянную попытку, но тут одна из девушек шагнула ко мне и провела пальцем по подбородку.
Я замолк и уставился на нее круглыми глазами, как подросток. В отличие от остальных моделей, женственных, но со свирепо сверкающими стразами, эта была вполне миловидной и выглядела не особо хищно. Профессионально уловив отблеск слабины в моих зрачках, она улыбнулась уже совсем уверенно и прижалась ко мне мягкой кожей. Сердце мое дико забилось о ребра, и я удивленно отметил, что готов расплакаться. Канат, за который тянули привязанность к Тане и жажда загула, все туже затягивался на моей шее.
«Как меня занесло сюда наверх? – крикнул я мысленно сам себе. – Как?!»
– Адам, – пронзил меня Барон всеведущим взглядом. – Твоя голова тебя убьет. Взорвется, как бомба, и все. Отключи ты ее хоть раз и просто живи. Разве ты этого не хочешь? Не загоняй себя в рамки. Ты свободен! Или нет?
Девушка пустила ногти по моей голове, и я метнул на нее загнанный взгляд.
– Т-ш-ш, – успокоила она меня с мягкой полуулыбкой и сделала шаг в сторону гостеприимно распахнутой комнаты, легко держа меня за руку.
Она не настаивала, не лезла и никак не давила. Но я все еще был готов бежать. И тут я случайно взглянул на вторую девушку. Она смотрела на меня густо подведенными черными глазами и слегка скалила зубы. Заметив мой взгляд, она тут же снова заулыбалась, но это не смогло скрыть ее агрессивной жесткости. И именно этот контраст сыграл в пользу той, которая тянула меня за руку. Одна из чаш весов, мучительно колеблющихся весь вечер, наконец окончательно перевесила другую и упала. И с ней упало мое сопротивление.
Обмякнув, я дал завести себя в тусклую комнату с большой кроватью посередине и множеством зеркал, которые не отражали, в сущности, ничего, кроме малинового мрака. Девушка взялась за дверь, и я в последний раз встретился глазами с Бароном. Я ожидал увидеть довольство, но лицо его оказалось закрытым и непроницаемым. Он твердо смотрел на меня, пока дверь не закрылась, погрузив все во тьму.
Как мне трудно вспоминать вечер безудержного бомондского веселья, так же тяжело мне дается и реконструкция следующего дня. Правда, по совершенно иным причинам. В то время как вечеринка существует в моей памяти пестрыми, размытыми и сливающимися отрывками, серый день отлета выжегся на внутренней стороне кожи каждой мучительной деталью. Каждое мое согбенное отражение в витринах, каждая капля дождя на моей раскаленной коже, каждый вдох затхлого воздуха…
Проснулся я в своем номере и первым делом почувствовал глубокое облегчение от того, что я один и не в чужом месте. От вещей, висящих на спинке кресла, тянуло едким запахом сигаретного дыма, но он перебивался свежестью букета, так что ощущение грязи, которое мешало дышать, я списал на липкую, влажную кожу. С трудом поднявшись и скрипя костями, я добрался до душа. Но даже долгие минуты под обжигающими струями не могли избавить от ощущения клея на коже и между ребер. Что-то большое и хваткое, как каракатица, обвило мое тело, сжимая и придавливая к земле. Распаренный до красноты, я вышел из душа и попытался расправить плечи, но каракатица и не думала отцепляться. Намеренно не посмотрев в зеркало, я вытерся слишком остервенело, вышел из ванной комнаты и быстро оделся в черный шерстяной свитер и джинсы. Сегодня настроение было не для костюма.
Когда я присел, чтобы завязать шнурки на ботинках, то заметил краем глаза, как под креслом что-то сверкнуло. На полу под вчерашними вещами лежал мой мобильник, по всей видимости, выпавший из кармана брюк. Я закусил нижнюю губу, отвернулся и уже хотел встать, но все же протянул руку и поднял беспризорный прибор. Экран его был черным, и я увидел темное отражение своего напряженного лица. Сейчас мне кажется, что я тогда включил телефон только для того, чтобы больше не видеть тусклости своих глаз.
Стоило ему ожить, как одно за другим с тихим булькающим звуком начали приходить сообщения. Их было штук десять, и восемь из них написала Таня. Я видел только первые тревожные слова, но прочитать сообщения полностью никак не мог. Стыд разгорелся во мне стреляющим искрами костром, и я бросил телефон на столик, как горячую сковородку, впопыхах накинул пальто и буквально выбежал из номера.