Солнце в крови. Том второй

Кахалани: «После утверждали, что из-за моей „преступной гуманности“ пришлось поручить взятие Сидона корпусу Ицика Мордехая. Это ложь. Ицик провозился, правда, несколько дней в пригородах Сидона, очищая их от террористов, но лишь потому, что в соответствии с оперативным планом я должен был очистить от противника прибрежную шоссейную магистраль и выйти к Бейруту.

Я приказал полковнику Эли Геве прорваться к высоте Махмие, господствующей над подступами к ливанской столице. Его силы шли по трудной гористой дороге, и несколько танков перевернулось. В этом тоже обвинили меня. Чтобы не терять из виду своих флангов, я задержался на одной из возвышенностей. Потом „доброжелатели“ утверждали, что я не находился в авангарде своих войск.

Дальше пошла уж совсем какая-то фантасмагория. Бригадный генерал Амос Ярон попытался выйти через Дамур к Бейруту. И застрял. И тогда командующий фронтом Януш Бен-Галь приказал мне передать в его распоряжение полк Гевы.

Наступление Гевы, развивавшееся вначале успешно, было приостановлено в пригороде Бейрута. Гева, потерявший с десяток танков, приказал отступить.

Услышав по рации голос Януша, я уже не ждал ничего хорошего.

— Вышли полк Д. на помощь Геве, — последовал приказ.

— Хорошо, — ответил я. — Но передай мне руководство боем.

— Нет, — сказал командующий. — У тебя другая задача. Короче, меня ощипали, как артишок. Пойди докажи теперь, что ты не верблюд…»

Бедный наивный Дон-Кихот! Ему и невдомек, что прояви он меньше гуманности в Сидоне, и артишок остался бы цел…

* * *

После Ливанской войны многое переменилось в армии. Ушел Рафуль. Высший командный пост получил Дан Шомрон, аккуратный исполнительный офицер. В глубине души Кахалани сомневался в оправданности этого назначения. Шомрон в его глазах не был ни героем, ни стратегом. Он был хорош, лишь когда занимался канцелярской работой. И еще он неплохо владел компьютерной техникой. Ореол Энтеббе, окружавший его имя, принадлежал, в сущности, Йони Нетаньягу.

Кахалани и Шомрон издавна относились друг к другу с завуалированной неприязнью.

Став начальником генштаба, Шомрон вызвал бригадного генерала Авигдора Кахалани и разъяснил ему, в чем отныне будут заключаться его обязанности.

— Могу я рассчитывать на получение звания генерал-майора? — прямо спросил Кахалани. Шомрон пожал плечами и, не глядя на него, сухо ответил:

— Этот вопрос будет решаться через полтора-два месяца.

Спустя полгода Кахалани вновь явился к начальнику генштаба. Шомрон был преувеличенно любезен.

— Сейчас о твоем повышении нечего и говорить, — сказал он и улыбнулся. — У нас теперь другие критерии, и тебе придется запастись терпением.

Глядя ему в глаза, Кахалани спросил:

— В генштабе изменилось мнение обо мне? Я не справляюсь со своими обязанностями?

— Ну что ты, — поспешно ответил Шомрон. И после паузы добавил: — Надеюсь, вопрос о твоем повышении решится в течение года.

Кахалани обратился к Рабину. Министр обороны встретил национального героя в дверях своего кабинета. Долго жал руку. Внимательно выслушал.

— Если моя военная карьера заблокирована, я подам в отставку, — закончил Кахалани.

Министр обороны молчал, разглядывая какой-то узор на своем письменном столе. Потом поднял голову.

— Не спеши, — сказал он, стараясь придать теплоту своему голосу. — До парламентских выборов в армии не будет никаких новых назначений. А там посмотрим…

Кахалани не подал в отставку. Одному из своих друзей он сказал:

— Не понимаю, какая связь между выборами и присвоением мне очередного воинского звания. Но я подожду еще. От них я требую только одного. Чтобы мне сказали, получу я звание генерал-майора или нет.

Пришло лето 1988 года. Кахалани узнал, что несколько его товарищей получат звание, которого он так добивается.

— Я рад за них, — прореагировал он. — Все они отличные офицеры. Но я не думаю, что уступаю им в чем-то. Шомрон дал мне понять, что в конце концов я получу то, что мне полагается. Но сколько я могу ждать? Я не хочу выглядеть смешным…

Шомрон же, словно отвечая Кахалани, сказал журналистам:

— Да, я говорил с ним, но ничего ему не обещал.

В августе 1988 года Кахалани собрал своих офицеров в штабе бронетанковых войск. Голос его звучал просто и буднично, как обычно.

— Я подаю в отставку. Через несколько дней меня уже не будет в этом кабинете. Если у кого-то из вас есть просьбы или претензии ко мне, то сейчас самое время все закончить.

Кахалани умолк. Все молчали. Комментируя предстоящую отставку Кахалани, Рафаэль Эйтан сказал:

«Я слышал в свое время о решении не повышать его в звании. Мне это не понравилось, и я даже говорил о Кахалани с министром обороны. Рабин прямого ответа не дал. „В этом году он не будет генерал-майором. В следующем — посмотрим“, — закончил Рабин разговор на эту тему».