Читаем Солнце в крови. Том первый полностью

Жизнь его была фантастической. Но его талант и ум, сила и отвага часто блокировались параличом воли, настигавшим его обычно в экстремальных для государства ситуациях. С его именем связаны юность Израиля и победы, каких немного знает история. Но на всяком поприще от истинно великого человека требуется, кроме природного таланта, еще и абсолютная самоотдача, полнейшая сосредоточенность. И вот этой-то высшей цельности никогда не было в характере Даяна.

Он отличался живым и быстрым умом, способностью мгновенно оценивать любую ситуацию, исключительным темпераментом. Концепции, которые он выдвигал, поражали нетривиальностыо мышления и тут же становились предметом острых дебатов. Был он археологом, знатоком Библии и еврейской истории. Обладал литературными способностями. Некоторые его книги будут еще долго читать.

Жизнь его расцвечена многочисленными любовными историями, хотя женщины не играли особой роли в его судьбе. Брал он их легко и так же легко оставлял. Романтические связи ценил за то, что они повышают жизненный тонус. Себя в них никогда не терял. Можно было бы сказать, что Даян покорял женщин, чтобы удовлетворить сжигавшее его властолюбие, если бы он не искал в них материнского начала, в котором так нуждался. К этому мы еще вернемся.

В Пантеоне израильской военной славы выделяется его фигура. Но все это лишь фасад, лицевая сторона жизни.

На самом же деле Даян был человеком душевно-чувственной одержимости, влюбленным в себя и себя же ненавидящим. До самого конца сочетались в нем и наивные мечты так и не повзрослевшего юноши, и трезвый расчет, и аморальная вера в право сильного. Был он одновременно и волком-одиночкой, и ребенком, затерявшимся в дремучем лесу.

Даяна уважали не за то, за что следовало бы уважать, и ценили в нем не те качества, за которые следовало ценить. Ненавидели же его за то, за что следовало бы жалеть. Принято считать, что Даян-военачальник не знал себе равных как стратег, а Даян-политик не уступал Даяну-военному. Это, конечно, красивый миф, разрушать который как-то неловко, почти кощунственно.

* * *

8-го июня 1967 года в Иерусалиме перестали стрелять… Уже удаляли ряды колючей проволоки, рассекшие его живое тело около двадцати лет назад. Город преображался на глазах, и лишь руинам двадцатилетней давности у бывшей демаркационной линии еще долго суждено было напоминать о прошлом…

Министр обороны Моше Даян знал, что настал час его триумфа.

Но он не знал, что именно ему суждено посеять семена, из которых проросло все то, что стало нашим кошмаром. Это Даяну мы обязаны фатальным историческим просчетом, грубейшей политической ошибкой, имевшей трагические, растянувшиеся на четверть века последствия…

Ведь это Даян, охваченный порывом не свойственного ему великодушия, послал гонцов, чтобы вернуть в панике убегавшее население Иудеи и Самарии…

Вечером 8-го июня журналисты со всего мира, собравшиеся во Дворце Наций в Иерусалиме, ждали победоносного полководца. И Даян, прилетевший на вертолете прямо с фронта, не вошел, а ворвался в зал, как пушечное ядро, счастливый, помолодевший, озаренный отблеском великой победы. Быстрыми шагами подошел он к микрофону.

— Спрашивайте, господа, — сказал он, улыбаясь кривой своей улыбкой, почти столь же знаменитой, как повязка на левом его глазу.

— Г-н министр, — встал корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс», — сколько нееврейского населения получило сейчас ваше государство?

— Мы их не считали, — последовал мгновенный ответ.

— Что вы предложите арабам в обмен на мир?

— Мир в обмен на мир.

Эта лапидарная формулировка стала зародышем бесплодной концепции, свидетельствующей об утрате чувства реальности. Война Судного дня и интифада — прямое ее следствие.

А опьяневший от триумфов Даян продолжал бросать зловещие семена на благодатную почву…

11-го июня он заявил корреспонденту американской телевизионной сети Си-Би-Эс:

— Мы не намерены возвращать ни Газу Египту, ни Иудею и Самарию Иордании. Защищать новые границы легко, и мы их будем защищать. Полное внутреннее самоуправление — это единственное, на что могут рассчитывать жители контролируемых территорий.

Это Даяну принадлежит идея палестинской автономии, ставшая краеугольным камнем политической платформы Ликуда. Это Даян вдохнул жизнь в прожорливое чудовище, именуемое «целостный и неделимый Израиль»…

Прошло еще несколько дней, и Даян заявил на находившемся в самом разгаре пире победителей: «Мы ждем звонка от арабских лидеров. Сами же не сделаем ни одного шага. К чему? Мы вполне довольны тем, что у нас есть. Если арабы желают изменить статус-кво, то пусть снимут телефонную трубку и наберут наш номер…» Израильский народ, вознесшийся на крыльях эйфории в заоблачные выси, быстро освоился с имперским величием. Не успев придти в себя, этот народ с огромной радостью принял, как подарок, политическую концепцию, предложенную обожаемым вождем.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии