– Как оказалась в госпитале? Так и оказалась. С труппой ездила, читала-читала стихи по госпиталям да на передовой, пока всех моих бомбой не накрыло. Тогда голос сразу и пропал. Сейчас вот с тобой прорезался вдруг, – она вытерла глаза. – Вот так вот: пела, пела, теперь пляшу. Такая моя жизнь. Наполненная страданиями. Чужие страдания, они все равно чужие. Жизнь лучше всего видна сквозь увеличительное стекло собственных страданий, пусть даже надуманных.
«Какие же они надуманные», – подумал Федор.
Шапиро с Петровым на этот раз в один голос поздравили Дерейкина с блестяще выполненной боевой задачей. Федор первый раз в этом году улыбнулся и сказал им:
– Два идиота! Ноги выдерну!
Петров подставил культю и засмеялся:
– А и черт с ней! Выдирай!
На следующий день Кати не было, ее заменяла другая сестра, а еще через день Катя вышла на работу в каком-то подавленном настроении. Раненые сразу же заметили это, но поскольку она не терпела вопросов, касающихся ее, никто задать их так и не решился. С Дерейкиным она обмолвилась парой слов, а он тоже промолчал. Вечером Федор вышел на крыльцо, но Катя так и не подошла. Федор постоял, постоял и уныло поплелся в палату. Петров с Шапиро, взглянув на него, шутить не стали.
Федор спал плохо. К нему в голову лезли всякие бесформенные мысли, и их было такое множество, что было беспокойно, как на вокзале среди множества людей: известно, что состава не будет, а его все равно ждешь. Он проворочался до утра, несколько раз вставал, выходил из палаты, считал половицы, мерил ступнями длину и ширину коридора, пересчитывал лампочки, изучал плакаты и схемы, возвращался в палату и вновь пытался уснуть. Койка была какой-то неродной, а подушка, как камень! И что удивительно, из тела ушла куда-то боль. Куда, в душу? Но при всем при том ему было безумно жаль себя и… Катю. Что с ней?
Утром Катя была как ни в чем не бывало! Федор с беспокойством посмотрел на нее, но она улыбнулась и даже послала ему воздушный поцелуй, чем ужасно вдохновила Петрова и Шапиро на разнообразные колкости. Они изощрялись до того вдохновенно, что Дерейкин убежал от них на крыльцо.
Тут же появилась Катя.
– Федя, я сейчас перемою склянки и приду. Здесь подождешь?
Минут через двадцать она появилась, и они спустились в парк.
– А со мной едва не приключилась беда, Феденька. Позавчера. Да и вчера рядом ходила.
– Сказала бы мне, помог.
Катя улыбнулась:
– Спасибо. Не помог бы. Тут только я одна могла помочь себе. Больше у меня нет никого.
«Как и у меня!» – перехватило Федору грудь. Он потер ее.
– Болит? У меня, оказывается, Колю не у… не у… – Катя заплакала навзрыд. Успокоившись, сказала: – Колю-то моего, сынишку, не убило тогда. Живой он. Его подобрал один человек и все это время кормил, воспитывал. А теперь вот этот человек нашел меня и сказал об этом.
Федор, не понимая, смотрел на нее.
– Ну и что? Где ж тут беда?
– Не отдает он мне его!
– Как не отдает? Да зачем же тогда сказал?