Солнце слепых

Воспользовавшись минутной передышкой, пока Лида укладывала Машу, а Анна Семеновна делала развод своим силам, Катя с Федором ушли на кухню и сели у окна, не зажигая света. Катя верно поняла суть Анны Семеновны: той было все равно, как жить, и она жила, как хотела, она играла свою жизнь. «В ней пропала великая актриса, – подумала Катя. – Не чета мне. Эта бы точно заставила ходить «на нее» и пол-Москвы, и пол-Питера, да что там «пол» – вся Москва и весь Питер стояли бы на ушах. Хотя – что такое театр? Одни несчастные представляют других несчастных третьим несчастным». Она взглянула на Федора, тот глядел на отражение в окне и по своему обыкновению молчал.

– Где работаешь? – спросила она.

– Ты же слышала, капитаном.

– В чиновники не пошел?

– Не пошел, а не вышел, мордой. Ты-то как?

– Да так, в театре. Жизнь летит, не замечаешь, как летит. Туманов перетащил в Питер.

– Это я понял.

– Его протекция, понятно, и помогла мне устроиться в театр. Тридцать лет прошло… С ума можно сойти! Такая прорва лет…

Зажегся свет.

– Что без света? – спросила Лида.

– Комары налетят, – Федор прикрыл окно.

– Зрители! Екатерина Александровна! Капитан! Супруга капитана! Прошу вас в зрительный зал! Театр полон…

– Ты все еще любишь ее? – спросила Лида, ужасаясь тому, что задала этот вопрос.

– Я? – не менее дурацки переспросил Федор. – Кого?

До начала действа Федор обратил внимание на обувку Анны Семеновны. Черные туфли на платформе были, скорее всего, отечественные.

– Нарушаете традицию, Анна Семеновна. К кимоно хороши деревянные колодки.

– Колодки – это в Китае, кэп. А ноги обязательно бинтовать. Но это только для девочек.

– А, ну да.

Глава 5. Разговор

Когда стали расходиться, то есть уже за полночь, Анна Семеновна предложила Екатерине Александровне пройтись по ночному городу пешком, подышать свежим воздухом. «Dum spiro, spero!»¹¹ У Кати болела голова, но отвязаться от проректора, видимо, не удастся. Вот уж, правда, репей в хвост!

– Вы там, в столицах, поди, совсем забыли воздух провинции?! – воскликнула та, как только они оказались на улице, скопившей за день весь жар и вонь лета. Екатерина Александровна сказала, что она уехала из Нежинска всего-то тридцать лет назад, но Анна Семеновна не услышала и продолжала: – Изумительный воздух! А вы, ребята, идите, идите-идите, мы сами. Правда, они у меня молодцы? Пойдемте, Екатерина Александровна! Вам – туда.

Пошли.

– Вы давно знаете капитана? – игриво спросила Анна Семеновна.

Екатерине Александровне не составило особого труда подыграть ей:

– Еще когда он ходил в нахимовцах.

– Ведь вы… жили с ним? – Анна Семеновна не была уверена, но, будучи женщиной, знала что спрашивает. – Прошу прощения, если вас это как-то смущает.

– Жили, – просто ответила Катя. – И прожили около года. Мы были женаты.

– А-а, – Анна Семеновна не поверила. – Давно?

– Сразу после войны. Тридцать пять лет прошло – даже не верится. Мне тогда этот возраст, тридцать пять лет, казался запредельным.

Анна Семеновна уныло кивнула, ей после войны как раз и было тридцать пять лет.

– И как он… в семейной жизни? – спросила она.

«Никак тетенька хочет замуж?» – удивилась Катя.

– Потрясающ. Герой-любовник.

– Да, у него это на лице написано. Не воспринимайте только меня буквально.

– Да кто ж сегодня воспринимает кого буквально? Косвенно-то порой ничего не поймешь.

– Да, молодежь сейчас по нулям. И он всегда такой?

– Какой?

– С фантазиями?

– Я думаю, это у него не фантазии. Это его мир, куда нам нет входа.

– Да? – явно озадачилась Анна Семеновна. – Таки вот и нет?

– Таки вот и нет.

Они обе рассмеялись.

– Он верит всему, – неожиданно разоткровенничалась Катя; она хотела, было, оборвать себя, но почему-то не смогла, в самой накипело. – Казалось бы, после войны, весь израненный, места живого на нем нет, семья вся погибла… Я тогда медсестрой в госпитале была.

«Вон оно что! Все понятно теперь, все понятно».

– «Дон Кихота» прочитал в двадцать пять лет, как третий раз на свет родился после второго ранения, и верит всему! Даже не «верит», он знает, что это так и было.

– Интересно, – покачала головой Анна Семеновна, – интересно…

– И знаете, что он сказал по поводу прочитанного?

– Любопытно, любопытно, что же?

– Что он – «видел» его! Видел и хорошо знает. Я ради интереса попросила описать облик Дон Кихота, не просто, что как жердь и общеизвестное, а поподробнее, любимые его словечки. Федор без труда сделал это. Я потом все это, (все!) нашла у Сервантеса. Но у Феди были еще какие-то мелочи, какие видит только очевидец. Люди театра грешат этим – «дописывают образ».

Анна Семеновна покусывала в раздумье губы.

– И я думаю сейчас, – продолжила Екатерина Александровна, – что он имел в виду себя.

– То есть как это? – вздрогнула Анна Семеновна.

– То, что он видел Дон Кихота своими глазами, а не просто прочитал о нем. Как человек театра, вы знаете, как это может быть.

– Я так и знала, я так и знала.

– Я поверила Феде после того, как он вдруг сказал: «Зря Сервантес подтрунивает над Дон-Кихотом. Дон-Кихот, на самом деле, как видит, так и поступает».