Солнце против правил

Лия могла бы спорить по этому поводу дальше. Однако хозяин выразительно показал на огромные, во всю стену, часы:

— У вас три минуты.

Что толку обсуждать мамину жизнь — она все равно закончена. Надо выяснить, какой ее смерть была.

Лия тихо спросила:

— В январе… в двухтысячном… она ведь к вам пришла денег просить?

— А кто еще ей десять американских штук мог дать?

— Но и вы не дали, — напомнил Борис.

Олигарх Барбашев впервые слегка смутился.

— Да я готов был. И пачку приготовил. В кармане лежала. Василиска сама взбрыкнула.

— В каком смысле? — нахмурилась Лия.

— У меня тогда офис был на Хорошевке.

— Где? — вскинулся Борей.

— На набережной Новикова-Прибоя. Мы договорились: она туда за деньгами подъедет. Но у меня день сложный получился… вот как сегодня примерно. И я попросил — в обмен на свою помощь — немного сладкого.

Замолчал. Василисе показалось: сам понял, что понесло его, и намеревается дать задний ход.

— Пожалуйста! — взмолилась она. — Мне очень надо знать правду!

— Дура ты. Хорошо. Знай. Я велел твоей маме прийти на Хорошевский мост.

— Нет. — Лия посмотрела с ужасом. — Она ведь с него… Это вы ее?..

Барбашев усмехнулся:

— Я похож на идиота? Мы встретились. Машины несутся, вид красивый. Она явилась наряженная, при макияже. Мол, дочке сказала, что иду на собеседование насчет работы. Ну, я и предложил ей поработать — за десять-то зеленых штук. Делов — на пару минут. А глупышка отказалась.

Борис побелел. А Лия простодушно спросила:

— Что вы хотели от нее?

— Ты глупая, что ли? Сделать это. У всех на виду. Над Москвой-рекой. Нормальная мужская фантазия.

— Значит, мужик рядом с ней все-таки был, — прошептал Борис.

— Следствие вел? — усмехнулся Барбашев. — Ну, это ты зря старался. У меня все схвачено. На мосту камера. И видеозапись сохранилась. Оригинал у ментов. Копии у меня. Я ни при чем. Просто ушел. Она осталась. Минут десять думала. Но в итоге, — подмигнул Борису, — все-таки предала тебя, парень. За деньгами ко мне не вернулась. Выбрала самый трусливый выход. Прыгнула. И бросила вас обоих на произвол судьбы.

— Слушай… какой же ты гад удивительный, — в тоне Бориса чуть ли не восхищение прозвучало.

— В теории, конечно, существует статья за доведение до самоубийства. Но людей с моими возможностями по ней привлечь крайне сложно, — расплылся в гадкой улыбке Анатолий Барбашев.

Лию же захлестнуло — нет, даже не ярость, нечто совсем неведомое, неподконтрольное. Вот, значит, что! Этот самодовольный, мордатый, с навек оставшимися на лице точками от подростковых прыщей хотел маму окончательно раздавить. Унизить. Развести на секс — на виду у всей Москвы. Крутил, наверно, перед ее носом пачкой купюр, подначивал: «Ну, вот же они! Давай, отрабатывай!»

А она не смогла через себя переступить — даже ради любимого Борьки. И, когда олигарх ушел, бросилась с моста в черную зимнюю воду.

— Что вы ей сказали напоследок? — удивительно спокойно спросила Лия.

— «Я думал, ты на все для сына готова».

Посмотрел на Бориса с вызовом, подобрался — возможно, ожидал нападения.

Но тот всего лишь холодно сказал:

— Я горжусь, что она поступила именно так.

А Лия словно бы провалилась в параллельную реальность. Исчезла комната в стиле стимпанк, лица собеседников расплылись, воздух сгустился, затуманился. Но во всем этом мороке прекрасно виделась латунная лампа — четкая, яркая.

Ее она и схватила. И швырнула в ненавистную рожу.

Удар, грохот, вскрик. А дальше краски начали проступать. Борис — смертельно бледный. Барбашев, недвижим, на полу. Лицо в крови, на виске огромная рана.

— Мам… Это за тебя, — подвела итог Лия.

Брат выдохнул:

— Что ты наделала?

Присел к олигарху, взялся за пульс:

— Все…

Лия в растерянности огляделась. Казалось бы: в огромном, богатом доме полно прислужников. И Виктор наверняка где-то здесь. Должны были услышать вскрик, грохот. Броситься, налететь. Но гостиную окутала гнетущая тишина. Только огромные часы умиротворяюще тикали. И капельки крови из головы Барбашева мерно шлепали по кафельному полу.

Девушка на ватных ногах подошла к бизнесмену, присела с ним рядом на корточки. Глаза полуоткрыты, остекленели. И черепная кость вылезла наружу. Пульс и дыхание можно не проверять. Она — убийца? Но вспомнила все гадкие слова, что говорил Барбашев, и мрачно сказала:

— За такого и отсидеть не жаль.

Брат достал из кармана влажные салфетки. Поднял с пола окровавленный светильник (лампочка разлетелась в осколки), начал тщательно его протирать.

— Зачем? — спросила Лия. — Все ж нас видели!

Он не ответил.

Обхватил лампу ладонью. И еще раз.

Только тут поняла. Вскричала:

— Не смей! Это я сделала!

Но Борис твердо ответил:

— Даже не думай. Все справедливо. Я тебе задолжал — за отца.

Осмотрелся, пробормотал озадаченно:

— Но почему на нас не бегут визири с секирами?

Дом по-прежнему молчал. Борей выглянул в коридор. Прошептал:

— Никого.

И неуверенно предложил:

— Тогда бежим?

— Смысл? — на Лию накатила безнадега. — Его помощник нас опознает. Водитель. Охрана на входе наши доки сфоткала.

— Хоть оторвемся напоследок. Ты на лимузине каталась когда-нибудь?

— Господи, о чем ты говоришь! Какой лимузин?