Солнце полуночи

И я сразу направился к ее дому, заодно быстро прошел круг по лесу, убеждаясь, что поблизости нет никого опасного. Зная, что Джаспер предупредил своего названого брата, чтобы тот не появлялся в городе – и при этом сослался на мою невменяемость как объяснение и вероятную опасность, – рисковать я все же не желал. В намерения Питера и Шарлотты не входило вызывать к себе враждебность моей семьи, но намерения – штука переменчивая.

Да, я преувеличивал. И сам это понимал.

Будто зная, что я наблюдаю за ней, и сжалившись над мучениями, которые я испытывал, не видя ее, по прошествии томительного часа Белла вышла на задний двор. В руке она несла книгу, под мышкой – одеяло.

Я бесшумно забрался повыше на ближайшее к двору дерево.

Она расстелила одеяло на влажной траве, легла на живот и принялась листать потрепанную, явно зачитанную книгу, отыскивая место, где остановилась. Я заглянул в книгу поверх ее плеча.

А, опять классика. «Чувство и чувствительность». Стало быть, она поклонница Остин.

Я смаковал ее запах, который слегка изменился под солнцем и на открытом воздухе. От тепла он, кажется, стал слаще. В горле вспыхнул пожар желания, боль вновь ощущалась свежо и яростно, потому что я так долго пробыл вдали от Беллы. Некоторое время я потратил, чтобы обуздать боль, заставляя себя дышать только носом.

Она читала быстро, изредка скрещивая поднятые щиколотки. Книга была мне знакома, поэтому я не читал вместе с ней, а смотрел, как солнце и ветер играют с ее волосами, но вдруг она оцепенела, рука замерла на странице. Она дочитала вторую главу. Следующая страница начиналась с середины предложения: «…возможно, обе дамы не выдержали бы такого длительного испытания, несмотря на требования приличий и материнские чувства…»[5]^*

Захватив толстую пачку страниц, она резким движением перевернула ее, будто прочитанное ее рассердило. Но чем? Сюжет только начинал развиваться, появились первые намеки на конфликт свекрови и невестки. Состоялось знакомство с главным героем, Эдвардом Феррарсом, превозносились достоинства Элинор Дэшвуд. Я перебрал в памяти всю предыдущую главу, пытаясь отыскать что-нибудь потенциально оскорбительное в донельзя благовоспитанной прозе Остин. Что могло растревожить Беллу?

Она остановилась на заглавной странице «Мэнсфилд-парка». И начала читать новый роман – том у нее в руках был сборником.

Но дочитала лишь до седьмой страницы – на этот раз я следил за текстом вместе с ней. Не успела миссис Норрис подробно разъяснить, как опасно было бы Тому и Эдмунду Бертрамам не встречаться с их кузиной Фанни Прайс, пока все они не повзрослеют, как вдруг Белла скрипнула зубами и захлопнула книгу.

Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться, она отложила книгу в сторону и перекатилась на спину. И закатала рукава, открывая солнцу руки выше локтей.

Почему не что иное, как семейная история, вызвало у нее такую реакцию? Еще одна загадка. Я вздохнул.

Она лежала совершенно неподвижно, только один раз отвела волосы от лица. Они раскинулись веером вокруг ее головы – река каштанового оттенка. Одно движение руки, и она опять замерла.

При свете солнца она выглядела воплощением безмятежности. Что бы ни потревожило ее душевный покой, теперь оно улетучилось. Дыхание замедлилось. Прошло несколько длинных минут, и ее губы задрожали. Она что-то бормотала во сне.

Меня охватили неловкость и раскаянье. Потому что мой нынешний поступок, строго говоря, не относился к хорошим, хоть и не был настолько плох, как мои еженощные визиты. В сущности, сейчас я не вторгался на чужую территорию – дерево росло на соседнем участке – и не совершал более тяжких преступлений. Но я же знал: с наступлением ночи я опять сделаю то, что заслуживает осуждения.

Даже сейчас меня тянуло нарушить границы. Спрыгнуть на землю, бесшумно приземлиться на цыпочки, подкрасться к ее уголку, освещенному солнцем. Просто чтобы быть к ней ближе. Расслышать ее слова, будто она шепчет их для меня.

Меня удерживали от этого поступка отнюдь не мои ненадежные нравственные принципы, а мысль о том, что сам я окажусь на солнце. Даже в тени моя кожа казалась неестественной, похожей на камень, и мне не хотелось видеть Беллу и себя бок о бок под ярким светом. Различия между нами уже были непреодолимы и достаточно мучительны даже без этой картины, возникшей у меня в воображении. Можно ли выглядеть карикатурнее, чем я в этом случае? Мне отчетливо представилось, в какой ужас она придет, открыв глаза и увидев меня рядом.

– М-м-м… – застонала она.

Я вжался спиной в ствол дерева, прячась в густой тени.

Она вздохнула.

– Мм.

Я не опасался, что она проснется. Ее сонный лепет был приглушенным и грустным.

– Эдмунд… а-ах.

Эдмунд? Мне снова вспомнилось то место в книге, на котором она бросила читать. Как раз когда в ней первый раз был упомянут Эдмунд Бертрам.

А, так она видит во сне вовсе не меня, осознал я, падая духом. Ненависть к себе вспыхнула с новой силой. Ей снятся вымышленные персонажи. Может, не только сейчас, но и всегда она спит и видит одного лишь Хью Гранта в шейном платке. Плакало мое самомнение.