Солнце мрачного дня

Алви открывает бутылку воды, садясь рядом. Я делаю глоток из своей, не зная, смеяться мне или плакать. Этот вопрос явно не комплимент. Я знаю, что моя мама – легенда в мире балета. И никогда не смущалась нашего сравнения, но сейчас становится не очень приятно.

– У тебя нет той пластичности, грации и растяжки, что есть у неё, – честность Алви меня и восхищает, и злит. Мозгом я понимаю, что критика – это хорошо, но в душе оседает неприятный осадок.

Разве можно вот так в лицо говорить, что я – ничтожество по сравнению с моей матерью?

– Да, меня абсолютно точно не перепутали в роддоме, – голос немного дрогнул, не знаю отчего. То ли от небольшой отдышки, то ли от гнева, заполняющего каждую мою мышцу.

Алви удивленно смотрит на меня. Да, я не собираюсь пресмыкаться перед ним. Да, он знаменит. Да, жутко талантлив. Но ведет он себя по-свински.

– Сколько у тебя уже длится перерыв?

Я прикинула, сколько прошло времени с момента моего падения.

– Больше полтора года.

– Сколько ушло на восстановление?

– Где-то полгода.

– А потом?

– В смысле? – Я непонимающе покачала головой.

Алви опять недовольно крякнул.

– Что ты делала весь год?

И вот тут мне становится не по себе.

Я ведь толком не занималась, не пыталась что-то исправить. Папа махнул на меня рукой.

Что можно слепить из сломавшейся куклы? Ничего.

Я тоже не старалась, просто смирилась с тем, что уже никогда не выйду на сцену.

И так я думала вплоть до маминого звонка, когда она сообщила, что Оливер договорился о моих тренировках с самим Алви Конте.

Первоначально я думала отказаться, но Жаки и Ник чуть ли ни пинками доставили меня в аэропорт.

– Отдыхала, – я снова глотнула воды, чтобы скрыть свой стыд.

– Ты же в курсе, что для танцовщика нет такого понятия как отдых? Любая пропущенная тренировка может вывести тебя из равновесия. Твои мышцы всегда должны оставаться в тонусе, – он шумно выдыхает. – Теперь понятно, почему ты так двигаешься. Чтобы восстановиться, придется пахать, не жалея ни времени, ни сил.

Не скажу, что его слова стали для меня открытием. Алви, конечно, прав. Я забила на себя, и сейчас придется неимоверно постараться, чтобы чего-то добиться. Но Яна не будет Яной, если не добьется своего. Даже если придется грызть землю и ночевать в этой студии.

– Я не буду приезжать ежедневно. Может, раза два в неделю. Я просто буду связываться с тобой, давая установку. И потом смотреть, есть ли прогресс. Ты уже не маленькая девочка, и сама все понимаешь. Надеюсь, тебя не нужно подгонять палкой. Ты знаешь, что от тренировок зависит твое будущее.

О, да! Я точно это понимаю. Только оказавшись на дне, осознаёшь, как хорошо было на вершине.

Мне нужно наплевать на все, в том числе и на Маркуса, и выложиться по максимуму в этой студии.

* * *

К глубочайшему удивлению Адама, уже на следующий день Маркус принес конспект первой книги.

– Вот, – со смачным шлепком он кинул тетрадь на нашу с Адамом парту. – Остальные завтра и послезавтра.

Я еле сдерживалась от позывов безудержного гогота. И причина этому – лицо Адама. Маркус, как ни в чем не бывало, занял свое место, спиной к нам.

– Прости за вчерашнее, – обращается ко мне Адам после того, как пришел в себя до такой степени, что смог говорить, а не просто открывать и закрывать глаза. – Я даже и не подумал, что у тебя могут быть проблемы с переводом. Хочешь, я помогу тебе с теми, что у тебя?

– Забей, – отмахиваюсь я. – Уж с тремя тоненькими книжками я точно справлюсь.

Вчера я уже приступила к прочтению одной, но не протянула и полчаса. Я долго и упорно тренировалась после ухода Алви Конте. И сейчас ждала, когда же наконец закончатся уроки. Тогда я смогу вернуться к танцам. Алви дал несколько заданий. Он приедет дня через три-четыре, чтобы проверить.

– Слушай, а кто такая Жаки? – спросил Адам, когда мы уселись в столовой.

Я ела свой привычный сэндвич и салат. Мама готовила мне каждое утро, так как столовую еду физически невозможно было пережевать, а после переварить. Сейчас ещё к моему списку съедобности добавилось сбалансированное питание.

– Кто? – Я резко поднимаю голову.

– Жаки, – повторяет он. – О ней постоянно говорят. И ходит много слухов. И я слышал, как при упоминании о ней, всплывает и твое имя.

Я отложила сэндвич в сторону.

– Что ты хочешь узнать?

– Кто она?

Честно признаться, я не горела желанием рассказывать ему о Жаки. Но, немного подумав, решила, что уж лучше я, чем те сплетни, что гуляют по этой адской школе.

– Жаклин Томсон – моя лучшая подруга. Наверное, поэтому о нас говорят вместе взятые.

– О ней не очень лестно отзываются…

– Это все полный бред! – вспылила я. – Все, что говорится в этой школе, – не более чем вымыслы и выдумки!

– О-у, – он удивляется моему взрыву, – а где она сейчас?

– В России. – Я немного умерила свой пыл.

– А правда, что на ней печать позора?

Я сжимаю пальцами подбородок. Вот черт! Да что ж за люди-то такие? Они продолжают это муссировать даже после того, как Жаки и Ник уехали? Что, мать твою, новых сплетен не появилось до сих пор?

– Да, было такое.