Солнце мрачного дня

– Хорошо! – Я сильно дернула руку на себя. Становится очень больно, но я выдрала руку из его хватки. – Я запрещаю тебе приближаться ко мне! Не подходи ко мне! И даже не смотри в мою сторону!

ГЛАВА 11. И дверь закрывается.

POV Яна

Я не спала всю ночь. И этому способствовали два фактора. Первый – в голове то и дело звучали слова Маркуса:

–Запрети мне приближаться к тебе!

И мой ответ:

–Я запрещаю тебе приближаться ко мне! Не подходи ко мне! И даже не смотри в мою сторону!

Но я отказывалась думать об этом или анализировать сказанное и услышанное.

Второй фактор – это ужасный ливень, начавшийся вечером, длившийся всю ночь, тарабаня по крыше, стуча в окна, и продолжавшийся до сих пор.

Я даже боялась выглянуть в окно. А что если это предвестник цунами? Я глубже зарылась в одеяло: страшно было до жути.

– Яна! – В дверь застучала мама. – Если ты сейчас же не спустишься, то опоздаешь в школу!

– А разве в такие дни занятия не отменяются?

– В какие? – удивилась она.

– Ты что, не смотрела в окно?

– Подумаешь, небольшой дождь. Это ерунда.

Ерунда? Ничего себе!

Но встать все-таки пришлось. Настроение наряжаться, ясен пень, не было.

Джинсы, футболка и кроссовки цвета мяты, маленький рюкзачок.

Мыть голову тоже не было смысла. Все равно промокнут под дождем. Я собрала их в высокий хвост.

Слава Богу, Оливер еще вчера поднял крышу моего кабриолета.

– Ну и погодка, – присвистнула я, когда Жаки села в машину.

Девушка улыбнулась. А я вспомнила, что так и не подарила ей телефон. Я полезла в бардачок, достала коробку и протянула её Жаки.

– Давно купила, но все никак не отдам.

Подруга достала телефон и повертела его в руках. Она и смущена, и удивлена одновременно.

– Ты же знаешь, что я не пользуюсь телефонами.

– А теперь начнёшь! – Я хлопнула в ладоши.

Жаки понравилось. Я видела, как заалели её щёки.

– Но кому мне звонить? И если мой номер узнают в школе…

– Не узнают! Твой номер будет только у меня. Мне надоело звонить тебе на домашний телефон, твоя мама, похоже, не очень рада моим звонкам.

Каждый раз миссис Томсон вежливо здоровалась со мной, но передавать трубку дочери не спешила. Я чувствовала, что не нравлюсь ей. Хотя меня это нисколько не смущало.

– Прости за это…

– Всё путём, – я правда так считала. Мы не можем отвечать за поведение наших родителей. – Теперь я могу звонить напрямую тебе.

Всю дорогу Жаки с улыбкой смотрела на свой телефон. Получать подарки – это всегда приятно. Особенно, когда тебе долго ничего не дарили. Но чем ближе мы подъезжали к школе, тем нервознее она становилась. Жаки ерзала на сиденье. Мне тоже было неспокойно. Может, это из-за погоды?

– Что происходит? – спросила я, как только мы оказались в школьном коридоре.

Обычно ученики группируются небольшими кучками возле своих шкафчиков. Но сегодня коридор был пуст. Весь народ сконцентрировался около одной стены. Не останавливаясь, я направилась туда же, широко шагая.

Ужас сковал мои лёгкие, не давая вдохнуть.

Вся стена была покрыта фотографиями.

Жаки.

На них была она.

Создавалось такое ощущение, что я смотрю комикс. Вот Жаки спит, из-под одеяла виднеются кусочки её тела.

Вот она проснулась, со страхом смотрит в объектив, прикрывая грудь. Она голая?

Вот приходит осознание. В её глазах появляются слезы. Она вертит головой.

Далее появляется Николас. Он стоит, обколотившись на стену, и спокойно наблюдает за происходящим. Жаки подходит к нему, обернув себя простынею, на которой виднеются пятна крови.

Закрываю рот рукой. Что это?

Жаки смотрит на него, плачет, а он… ноль эмоций.

Она убегает на фото, а у меня закипает кровь.

– Что это, мать твою, такое? Кто это сделал? – кричу я, затем оборачиваюсь к быдлу, что шушукаются, тыча пальцами в стену.

– Яна, нет, – Жаки быстро хватает мою руку. – Мне всё равно.

Осознание поражает меня, как молния.

Печать позора.

Парень спит с девушкой, затем унижает её перед всей школой. Кровь на простыни – девственность Жаки.

– Так была поставлена печать? – спрашиваю я, зная ответ, но все же надеясь, что ошибаюсь.

– Да, – кивает она, запрокидывая голову. – Я надеялась, что эти фото пропали, но нет. Такие вещи не исчезают по желанию жертвы.

Я рычу, словно разъяренный зверь. Ищу знакомые лица в толпе. И нахожу. Николас и Маркус.

– Сука! – кричит Ник, кидается к стене, начиная сдирать фото.

– Николас, оставь это!

Жаки подходит к нему, касается его плеча. Он замирает, затем оборачивается.

– Ты уже здесь? Уже видела?

– Бесполезно их срывать. Они появятся снова.

Я чувствую ту же боль, что и Жаки, глядя на эти отвратительные фотографии. Её боль становится моей болью.

– Я не… Это не моих рук дело, – стонет Николас.

И я ему верю. Слишком много отчаяния в его действиях.

– Это неважно…

– Для меня это важно! В этот раз я не имею к этому отношению. Я…

– Надо же, какая сцена! Волк и овца вместе навсегда! – оборачиваюсь, услышав знакомый писк.

Сука-Сара смеется, будто выдала самую смешную шутку. Её шавки вторят.