Солнце и пламя

Лязгнула сталь, несколько мечей покинули ножны, а один юноша с гербом Асторга на доспехе решительно шагнул вперед, имея целью рассечь мне грудь своим клинком прямо сейчас.

— Этот человек под моей защитой, — неожиданно громко прозвучали вдруг слова обычно тихой Эвангелин. — Он спас мою жизнь, я ему обязана. Любой, кто причинит ему вред, станет моим личным врагом.

— Человек, — задумчиво промолвил мастер Гай. — А человек ли? Все эти зверства, в которых он, несомненно, принимал участие, преклонение перед эльфами, учеба у Ворона, одно упоминание которого является позором для магического сообщества… Эви, дружочек, ты выбрала не то время и не то место для милосердия. И не тот объект.

Магистресса ничего ему не ответила, только немного прищурилась.

— Наставник Шварц был лучшим из людей, что я знал, — негромко, но очень отчетливо произнес я. — И лучшим из магов. Что до остального… Не мы вам объявили войну, мы хотели просто жить. Вы все решили, что этого не должно случиться, и сделали нас такими, какие мы есть. Получайте же то, что хотели.

— Красиво сказано, — одобрил мастер Гай. — Тобиас из Асторга, как мне думается, именно вы имеете больше других прав на этого ренегата. Забирайте его, он ваш. Разумеется, он не принимал участие в казни несчастного Рауля де Фюрьи, но будь этот юноша там, то тоже приложил бы к ней руку. А голову его мы после отправим в лагерь эльфов, так сказать — дадим им равноценный ответ на вашу потерю.

Стало быть, братец Рози мертв, выполнила Аманда обещанное. И, подозреваю, не просто так он попал в плен — наша бывшая соученица, небось, устроила за ним форменную охоту, чтобы порадовать мою бедную девочку. Представляю, что ей пришлось пережить. Наверняка ведь Ведьма заставила ее терзать собственного брата.

— Рыцари Асторга всегда преклонялись перед вашей мудростью, мессир Туллий, — радостно воскликнул Тобиас. — И справедливостью — тоже.

Он сделал еще пару шагов вперед, но был остановлен жестом Эвангелин.

— Я повторяю — этот юноша под моей защитой. Он спас мою жизнь, я его должница, а долг мага — это куда больше, чем просто слова. Тот же архимаг Туллий прекрасно про это знает. Никто не причинит ему вреда, пока я жива.

— Недаром наши предки, мудрые люди, старались не допускать женщин к магическому ремеслу, — удрученно покачал головой мастер Гай, опершись на посох и ссутулившись. — Их слабое начало всегда берет верх над разумом, они всякий раз пытаются из волчонка сделать домашнюю собачку, не думая о том, что ему все равно нужна живая кровь, а не мертвое мясо. Нет, я прекрасно понимаю мою давнюю приятельницу, чье сердце размякает, когда она видит перед собой смазливого юнца, но… Печально, печально это все. А что на это скажет патриарх ордена Истины, у которого к воспитанникам Шварца особый счет? Он ведь наверняка узнает о том, что один из них здесь, в лагере имперской армии. Причем, что самое скверное, тень ляжет не только на мистресс Эвангелин, которая отчего-то защищает лютого врага людей, но и на всех нас. На всех!

Нет, я положительно ничего не понимаю в происходящем. Зачем Эвангелин так подставилась, зачем влезла в совсем простенькую ловушку? Не просто влезла, а с головой нырнула, причем по доброй воле. Она же не могла не понимать, чем все кончится, когда предъявила меня этой компании?

— Важно не то, кто что скажет, господин архимаг, а кто что сделает, — звонко заявила магистресса. — В недавние времена нашей жизнью управляли речи, в произнесении которых вам, архимаг, равных нет. Но времена изменились, теперь все решает дело, только ему верят. Только те, кто идет во главе войска на вражеские клинки, могут решать, что верно, а что нет. Вы много говорите, как и раньше, но никто и никогда вас не видел там, в битве. За вашей спиной стоит цвет людского рода — воины, которые знают, что такое смерть врагов и гибель друзей, они завоевывают наше общее будущее там, на поле боя. Вы же всякий раз оказываетесь максимально далеко от того места, где куется слава новой империи, но зато первым сообщаете нашему повелителю об очередной вашей победе. Вашей, но не их.

Воины зашушукались, глаза мастера Гая нехорошо блеснули, и это была первая истинная эмоция, которую я увидел на его лице.

Тонко. И красиво. Интересно, она сама это все придумала или есть кто-то еще, некий кукловод, который дергает Эвангелин за ниточки?

— Твои слова ранят меня, Эви, — укоризненно произнес Туллий и закряхтел, распрямляясь. — Я мечтал бы встать с этими рыцарями плечом к плечу, пойти туда, где звенят мечи, но…