Солнце и пламя

— «Но». — Эвангелин захлопала в ладоши. — Как всегда, это великое «но». Оно мне прекрасно знакомо еще со времен нашей с тобой совместной учебы, ты всегда произносил его тогда, когда надо было свалить на другого свой грех или уйти в сторону от общей забавы, чтобы потом донести о ней наставнику. Нет никакого «но», Гай. Есть трусость. Есть желание спрятаться за чужими спинами. Есть привычка забирать право на победу у тех, кто добыл ее своей кровью. Возможно, завтра никто из этих красивых, сильных, умных мужчин не встретит заката, зато ты, отсидевшись тут, вдалеке от битвы, придешь к императору и скажешь: «Я кладу победу в войне к вашим ногам». И героем станешь ты, а не они. А это неправильно. Это нечестно. Я, женщина, завтра буду вон там, на том поле. А ты, мужчина… Хотя какой ты мужчина? Ты — «но»!

Я не удержался и захлопал в ладоши. И сказано здорово, и мастера Гая скрючило так, что приятно посмотреть. Тут хоть сколько выдержки ни имей, злобу не удержишь.

— Она права, — вдруг прогудел здоровяк в шлеме, скрывавшем почти все лицо. Понятия не имею, на кой он сейчас на себя его напялил. — У вас, архимаг, всегда находились дела перед тем, как мы шли в бой. Многие из моих людей могли бы жить, будь вы с нами.

— И если вы на самом деле так искусны, как про это рассказывают… — добавил молодой человек в сиреневом плаще. — Все слышали о том, что вы величайший чародей Рагеллона, но никто не видел вас в деле. Мистресс Эвангелин права — завтра решающая битва, и вы должны… Обязаны! Вы обязаны быть среди нас.

— Магистр Альдин, что служил нашему владыке, всегда находился там, где опасно, — добавил уроженец Асторга. — А он был куда старше вас.

«Был». О как. Значит, протянул дедушка Альдин ноги. Не скажу, что у меня это вызвало приступ печали, — туда ему и дорога. И подозреваю, что без все того же архимага Туллия тут не обошлось.

— Я — маг, — наконец подал голос мастер Гай. — Моя судьба — служить и защищать. Если бы вы знали, какие опасности меня поджидают на этом пути, какими темными дорогами приходится ходить, чтобы вы, ваши жены, ваши матери спокойно спали в своих кроватях! Если бы…

— Слова, слова, слова, — забавно крутанув ладонью в воздухе, рассмеялась Эвангелин. — Опять они. Туманный смысл и желание уйти от прямого ответа. Темные дороги… Ты сам их прокладываешь, Гай, эти дороги. Нет, господа, завтра вам не удастся увидеть величайшего мага Рагеллона в деле, увы и ах. И я даже скажу почему. Нынче же вечером у него возникнет очередное важное дело далеко отсюда, которое требует его участия. Непременно и незамедлительно. Но когда вы своей жизнью добудете победу, он…

— Достаточно. — Ого, как изменился тон у Гая Петрониуса: если бы голосом можно было замораживать, Эвангелин сейчас стала бы ледышкой. — Ты хочешь видеть меня там, на поле битвы? Хорошо. Мы отправимся туда вместе, ты и я, как когда-то давно.

— Тогда нас было четверо, — поправила его магесса.

— А осталось двое, — распрямился маг. — Пока — двое.

Воины притихли, понимая, что время шуток кончилось и эта парочка только что, по сути, обещала друг другу далеко не любовь и дружбу.

— Сначала — главное. — Эвангелин показала рукой на равнину. — А после мы с тобой разберемся, кто кому что должен. И еще — этот юноша неприкосновенен, запомни.

— Воля твоя, — бросил мастер Гай. — Только добра от него не жди, он хоть и молод, но уже отлично научился предавать.

— Наставники хорошие попались, — не удержался я. — Знали свое дело.

Архимаг развернулся и пошел прочь, рыцари поспешили за ним, на прощанье одарив Эвангелин восхищенными взглядами, а меня — ненавидящими.

Магистресса выдохнула и вытерла ладошкой пот, выступивший на лбу.

— Это было сильно, — сказал ей я. — Если бы мне пришлось выбирать себе покровительницу, которой я присягну на верность, даже думать не стал бы — сразу к вам пошел.

— Благодарю, — устало улыбнулась женщина. — Но вряд ли бы я тебя приняла. Ты убил моего ученика, Эраст. Он был не самый приятный молодой человек, но я его учила, вкладывала душу, а ты пришел и забрал его жизнь. Да и потом — ты ученик Ворона. Я знала Герхарда так, как, возможно, никто другой, а потому уверена в том, что ты никогда не предашь его память и не станешь служить другому магу, как бы хорош он ни был.

— Это да, — признал я. — Возьмите меня завтра с собой, а?

— Зачем? — равнодушно передернула плечами магистресса. — Нечего тебе там делать. Останешься тут. Вернусь — решу, как с тобой поступить. А если нет, то ты получишь то, что заслужил. Ступай в карету, там пока посидишь.

Вот и вся любовь. Я выполнил то, что должен был, и теперь ей до меня нет дела. Спасибо хоть, что сразу не отдала на растерзание пьяным воякам.

— Левий, Амальрик, присмотрите за ним, — велела Эвангелин. — Если пожалуют служители ордена, скажите, что у меня есть исключительные права, полученные от императора, и если они не желают впасть в монаршую немилость, то лучше этого юношу не трогать до той поры, пока я сама им его не отдам. Вот грамота, подписанная императором, покажете ее, если возникнут сомнения.