За сегодняшний день я получила массу удовольствия. Тяжелый браслет на руке напоминал о самом приятном моменте. Но непонятное чувство внутри меня подтачивало всю радость, и я не могла понять, откуда это неудовольствие. Вроде бы все прекрасно. Я сделала за сегодня все, что хотела. Получила ответы на интересующие меня вопросы, провела время с Калебом, и все же было что-то не так.
Я просто чувствовала сегодня себя ребенком около такого самоуверенного, красивого, одетого настолько шикарно и так по-взрослому, Калеба. Горький привкус металла появился во рту при этой мысли. Мне перехотелось есть. Отставив тарелку с недоеденным спагетти, я, как могла, старалась сдерживать боль, зарождающуюся где-то в районе желудка и медленно поднимающуюся вверх к сердцу. Мой Калеб, прекрасный, очаровательный Калеб, годился мне в дедушки, и сегодня, как никогда раньше, я почувствовала временную пропасть. Но если он не чувствовал ее, значит я устраивала его такая, какая есть?
Калеб не заметил мое изменившееся настроение, и я была этому рада.
- Подожди меня в машине, я ненадолго.
Умывшись в туалете, я долго простояла перед зеркалом, смотря на свое лицо, ставшее еще более детским с рыжевато-русыми прядями и огромными синими глазами. От воды волосы около лица утратили форму и начали виться, неудивительно, что со мной так сюсюкала хозяйка салона. Посмотрев на меня, кажется, что сейчас я приеду домой и сяду играться в куклы. Как Калеб все время называет меня? Его маленькая, хрупкая девочка. Девочка!
Оставив в туалете слезы и самобичевание, я вернулась в зал, Калеба там уже не было. Ждал он меня у выхода из кафетерия с моей одеждой и сумкой. Я на один короткий миг прижалась к нему, не обращая внимания на людей, снующих мимо нас, и поцеловала его горько и немного растеряно.
Калеб вопросительно, и все же радостно, смотрел на меня.
- Спасибо тебе за браслет.
- Не говори никому от кого он, если не хочешь открывать наш маленький секрет.
- Ничего, со временем я смогу похвастаться девочкам, что встречаюсь с тобой, - рассеяно отозвалась я, и протянула назад руки, чтобы он помог мне одеться.
К машине мы шли немного на отдалении, и я была рада возможности помолчать. Неожиданно накатившее плохое настроение, сулило ссору, которая оставит не лучшее впечатление от поездки и для него и для меня.
- Мне нужно будет уехать после твоего дня рождения на недельку, - огорошил меня новостью Калеб, как только мы устроились на своих сидениях.
Я не знала, что сказать и потому тупо смотрела на него. Смысл слов вроде бы и дошел до меня, и все же я никак не могла понять, что именно он сказал.
- Куда? Зачем? - наконец выдавила я. Неужели он решил меня оставить как раз тогда, когда будет подходить время рожать? Я была теперь на восьмом месяце, и в конце декабря, где-то между Рождеством и Новым годом, нас ждало освобождение от моей ноши.
- Я же говорил, у меня выставка в Париже, и запланирована она была еще до встречи с тобой. Я не могу подвести людей, с которыми работаю годами. И вернусь я до Рождества, тебе не стоит переживать, что ты останешься без моей поддержки.
Калеб сжал мою ладонь, сейчас такую холодную и безжизненную, мне было нечего сказать ему, но я слабо улыбнулась и немного рассеяла тревогу Калеба.
Пока мы ехали домой, Калеб все время держал меня за руку, время от времени поднося ее к губам, и от этого мне становилось легче на душе. Я для него не молода, я для него не молода, я для него не молода, - повторяла я про себя, и почти уже поверила, когда мы подъехали к моему дому.
Весь двор уже прилично замело снегом. Около дома образовались мелкие сугробы, и фонарики, поставленные вокруг участка и вдоль дорожки, под слоем снега светили так нежно и приглушено, что казались маленькими светлячками.
- Что случилось с тобой в кафетерии?
Только мы вышли из машины, Калеб сразу же привлек меня к себе, и, уткнувшись ему в ворот, я было испугалась, что сейчас расплачусь. Но слез не было. Значит, он все-таки заметил, а я подумала, что хорошо смогла скрыть, как расстроена. Калеб уже хорошо знал меня и чутко реагировал на изменения моего настроения.
Он дотронулся промерзлой рукой к открытому участку кожи на моем запястье и несколько минут простоял молча, словно к чему-то прислушивался, но я знала, он смотрит мое прошлое, и я не возражала, там не было того, почему я стала вялой и апатичной. Я сначала вздрогнула от его привычного, холодного прикосновения, но спустя время, перестала замечать - рука, словно оцепенела, как и сам Калеб.
- Почему ты расстроилась?
- Трудно объяснить, - я не хотела говорить здесь, на улице.
Дома собрались все. Терцо вернулся из Лондона, и они с Гремом обсуждали поездку отца. Самюель с кем-то говорила по телефону, но увидев меня, почти сразу же положила трубку. Вид у всех был каким-то заговорщицким, так как они отложили все, как только я появилась в гостиной. Мне было не до их дел, и я промолчала.
- Ну как съездили?
- Плодотворно, - отозвалась я, и пошла наверх, оставляя Калеба объясняться.