Солнце Бессонных (СИ)

   Я не знала, как реагировать на его слова: радоваться или испугаться. Потому молча продолжала осмотр, желательно подальше от Калеба, чтобы он не заметил моего пунцового лица. Раньше мне в таком не признавались.

   В гостиной стены были все того же цвета, что и холл, только сама комната казалась намного больше, чем та, что в моем доме. Здесь стоял телевизор, намного меньше нашего, и множество дисков DVD, а также старый проигрыватель, похожий на те, что стоят в барах, где заказываешь музыку, опустив монетку. В основном там были старые песни, но знала я многие. Я включила одну из песен, стоящую в очереди и это оказалась песня Guns'n Roses, одна из любимых некогда Фионой.

   Мебель и здесь была старинной, реставрированной, выглядела она хорошо и, как я догадывалась, досталась Гроверам от последнего владельца дома. На полу лежал пушистый ковер, я с острым уколом стыда подумала, что именно на таких в фильмах занимаются любовью.

   Я вспыхнула еще сильнее, когда мой разум подкинул мне картинку, где на этом ковре лежим я и Калеб, и осторожно посмотрела не него, боясь, что он догадается о моих мыслях. Калеб к тому времени уже не злился и с интересом наблюдал за моей реакцией на эту комнату.

   - О чем ты подумала? - спросил он, и не стал отводить глаза, чем смутил меня куда больше, чем вопросом.

   - О нас, - не стала скрывать я. И так же открыто посмотрела на него. Думаю, он догадался, что я имела в виду, когда наши глаза встретились, так как он со свистом втянул воздух в себя.

   - Нам нельзя об этом думать... пока что, - пообещал Калеб, и, несмотря на то, что внешне он оставался спокойным, тяжелое дыхание выдавало его.

   Я с вздохом погладила свой выступающий живот.

   - Хочу увидеть твою комнату, - заявила я, когда гостиная стала мне уже не так интересна, - теперь моя очередь устроить тебе досмотр.

   - А ты мстительная, - удивленно усмехнулся Калеб.

   - Еще какая, - мрачно подтвердила я, следуя за ним. - Знал бы ты, как мне хотелось огреть тебя чем-то тяжелым, когда ты рылся у меня в комнате.

   - Ты бы меня убила, узнав, что я видел в твоих воспоминаниях, - усмехнулся он, подразнивая меня.

   Я от досады застонала. Что такого он мог увидеть в моих воспоминаниях? Худшим, что он мог видеть, это были попойки устроенные мне Пратом.

   - А тебя совесть не мучает? Видеть чужие воспоминания, это то же самое, что и читать чужие дневники, - раздраженно бросила я, поднимаясь за ним по лестнице. Калеб взял меня за руку и остановился на несколько ступенек ниже, так наши глаза оказались на одном уровне.

   - Ничего позорного я там не видел. Твое сознание неохотно расстается с воспоминаниями. Возможно, единственное, что меня начало волновать, твой постоянный страх стать похожей на Фиону, и потому не любить детей.

   Мне стало страшно. Он говорил о такой сокровенной мысли, в которой я боялась признаться даже самой себе.

   - И ты часто думаешь о детях. Но в воспоминаниях мысли не бывают цельными, - неуверенно добавил он, не зная, какой реакции от меня ожидать.

   - Конечно же, думаю, - тяжело вздохнула я, понимая, что пришло очередное время делиться сокровенным, и если я думала, что во второй раз станет легче, то ошибалась.

   - Я боюсь, что буду ненавидеть их. Мне даже теперь, на седьмом месяце, трудно думать о них, как о детях. Это как ходить с гипсом - неудобно, ты не можешь его снять, но ходить с ним нужно. Да еще беречь, чтобы он не рассыпался. Иногда мне кажется, они забирают, крадут у меня эти 9 месяцев... Если бы не ты, я только глубже погружалась бы в депрессию, в тот страшный омут самобичевания, где я в один момент ненавижу их, а в другой - ужасаюсь своим мыслям.

   Лицо Калеба исказила гримаса боли.

   - Мне тяжело видеть, как ты мучаешься. Ты воспринимаешь детей, как Зло.

   - Знаю, я не справедлива, - лишь смогла ответить я и упрямо замолчала. Я, как и он, ни с кем не делилась такими вот своими переживаниями. Слишком личными, слишком постыдными. Можно подумать, я и сама не понимаю, что веду себя эгоистично.

   Калеб без слов все понял, и мы продолжили путь наверх.

   Мы попали в ту же комнату, где вчера помирились. Но она выглядела скорее женской: кремовые стены, белое покрывало, пол из светлых досок, покрытый лаком, огромный шкаф и трюмо, а также зеркало во весь рост, что я видела еще вчера.

   - Это комната, которую Грем бережет для матери, - объяснил мне Калеб, видя мое неприкрытое удивление. - Ева часто любит здесь бывать. Я тоже - много вещей напоминает о матери и сестре. Это их фотографии.

   Я лишь теперь заметила на трюмо ряд фотографий в изящных серебряных рамках. Они были черно-белыми. Смотря на них, невозможно было понять какого цвета волосы и глаза у женщин, но не понять, что это конец сороковых годов, было невозможно. Сестра была похожа на Калеба и все же, не столь красива. А вот мать - она казалась мне кинодивой. Что-то артистическое проскальзывало в ее чертах. Такое одухотворенное лицо может быть только у людей искусства.

   - Она похожа на актрису, - тихо отметила я, даже и не надеясь, что Калеб что-то на это ответит.