Солнце

– Я не могу объяснить, профессор, – я набираюсь смелости и смотрю в его лицо. – Но я должна, понимаете?

– Не понимаю! – рявкает он. – Не понимаю людей, которые по своей воле разбрасываются перспективами! Которые чихать хотели на свой талант и на то, что вкладывают в них другие! Которые предают музыку, в конце концов!

– Я не… – я хочу сказать, что не предавала музыку, но… это ведь так и есть. Я предательница.

Профессор Бланшет пытливо смотрит на меня.

– Ховард, отвечай, что случилось!

– Не могу. Я просто должна уйти.

– С твоим потенциалом нельзя уходить, Ховард! – хлопает он ладонью по столу в порыве чувств. – Что ты несешь? Влюбилась, что ли? Беременна?

– Нет!

– А что тогда у тебя там могло случиться?! Боже, Ховарды, вы доведете меня! Твоя мать… – профессор вдруг замолкает.

– Моя мать – что? – спрашиваю я.

– Твоя мать училась здесь, ты же в курсе, – бросает он хмуро. – Дорин Ховард – твоя мать. Я сразу понял. Вы похожи лицом. Когда-то она была моей студенткой. И тоже выбрала класс гитары, а не класс по гармонии.

Я ненавижу, когда кто-то говорит, что я и Дорин похожи. Я не хочу даже слышать о ней.

– Она ведь бросила Хартли, – усмехаюсь я. – Потому что забеременела мной. И потому что мой отец оказался мудаком.

– Что-то вроде этого, – хмурится профессор Бланшет.

– А теперь я бросаю, да? Но я не беременна. И я не сошла с ума из-за любви. Я не пью и не балуюсь травкой. Я другая, слышите, профессор? – говорю я, с трудом понимая, что мой голос становится звонче и звонче. Бланшет тоже замечает это и почему-то успокаивается.

– Я знаю, что ты другая. Тебе и таланта с терпением отсыпано больше. И ума. Поэтому я не позволю тебе уйти. Отвечай, что у тебя случилось, – снова требует он.

Я молчу.

– Ховард, не гневи бога. Рассказывай. Я не собираюсь отпускать одну из лучших студенток.

– Я – не лучшая. Да и вы этого никогда не говорили.

– Я что, идиот, хвалить студентов? – ухмыляется он. – Стоит только кого-то похвалить, как вы считаете, что можно перестать усердно учиться. Ну же, Ховард.

– Профессор Бланшет, я не могу вам ничего сказать. Но от моих поступков сейчас зависят жизни двух близких мне людей. Пожалуйста, не мешайте мне. Это действительно тяжело. Или вы думаете, что я просто так отступилась бы от Хартли, от музыки, от всего этого? Серьезно, вы так думаете? – спрашиваю я. Возможно, вид у меня такой, что Бланшет вдруг отступает.

– Хорошо, Ховард. Я тебя понял. Но давай придем к компромиссу? – вдруг миролюбиво предлагает он. – Я помогу тебе оформить академический отпуск. На год или на два. С сохранением стипендии. Как тебе? Ты решишь свои проблемы и доучишься.

Я не хочу, но он уговаривает меня на это. И я соглашаюсь – наверное, психологически это не так болезненно, когда знаешь, что однажды сможешь вернуться. Профессор Бланшет ведет меня в учебный отдел и сам всем занимается, поднимая свои связи. Через несколько часов он отдает мне документы и говорит, что отныне я в академическом отпуске.

– У кого ты в классе? У Фолка? Бедняга, он вечно тобой хвастался. Надеюсь, все твои проблемы решатся, Ховард. И ты вернешься. В конце концов, я потратил на тебя уйму времени, – ворчливо сообщает он.

– Спасибо вам, профессор, – искренне говорю я. – Я буду это помнить.

– Я тоже, Ховард, – его голос звучит угрожающе. – Возвращайся. Не будь как мать. И… что там с Дорин? – вдруг спрашивает он. – Чем она занимается, бросив музыку?

– Ничем, – отвечаю я и рассказываю о матери. Профессор слушает меня и задумчиво кивает головой. Лицо его не меняется, но в глазах появляется легкий налет печали. Ему жаль, что некогда талантливая студентка стала такой.

– А они оба подавали большие надежды, – вдруг вздыхает профессор Бланшет. – Твоя мать и твой отец. Полагаю, что твой, – добавляет он. – Дорин ни на кого больше не смотрела.

Я пожимаю плечами. А что мне сказать?

– Не хочу быть жестоким, но это плата твоей матери за свой выбор, – говорит он. – Отчасти я чувствую себя виноватым – не смог ее в свое время остановить. Поэтому и в тебя так вцепился, Санни Ховард. – Он неловко хлопает меня по спине – неведомое проявление чувств со стороны профессора Бланшета. – А твой отец, вы общаетесь?

– Я понятия не имею, кто он, – отрезаю я.

У профессора приподнимаются брови.

– Вот козел, – фыркает он. – Не общается с ребенком. А потом жалуется, что у него нет детей. Ха!

– Вы знакомы? Хотя странный вопрос… Если он учился у вас, то, конечно, знакомы, – говорю я.

– Хочешь с ним встретиться и плюнуть в рожу? – спрашивает профессор. Он невероятно щедр.

– Мне не до этого, но спасибо, – усмехаюсь я. – Спасибо вам, правда. Вы сделали для меня слишком много.

И я ухожу – снова.

– Ховард! – кричит мне в спину профессор Бланшет. – Есть студенты талантливее тебя! Не зазнавайся! И играй каждый день!