Солнце

Я украдкой смотрю на Диану и понимаю, что с ней точно что-то не то. В этот же момент ко мне приходит осознание того, почему Диана всегда так неприветлива и холодна со всеми сотрудниками звукозаписывающей компании, что имеют доступ в студию.

Потому что они знают ее тайну. Знают, насколько она беспомощна. Насколько фальшива. Должно быть, она всегда чувствует себя напряженной в нашем обществе – обществе невольных рабов ее матери. Возможно, Диана думает, что мы презираем ее. Обсуждаем за глаза. Издеваемся.

Это не совсем так, но все же ее считают богатой куклой, которая вздумала поиграть в певицу. Должно быть, это унижает Диану.

Раньше эта простая мысль не приходила мне в голову, а сегодня она из нее не выходит. Я все так же на нее злюсь. Но в груди появляется сочувствие. И я не могу от него избавиться.

Мы репетируем – Диана стоит на импровизированной сцене, а я пою «Ангела», и звук из моего микрофона выводится в мониторы. А микрофон Дианы вырублен – ей нужно просто открывать рот под звуки моего голоса. Она делает это – но без должных желания и грации, что напрягает руководящего всем действом Уолтера и ее мать. Однако если продюсер старается уговорить Диану работать чуть иначе, то мать подходит к ней, встряхивает за плечи и говорит что-то – что-то такое, отчего Диана злится еще больше, вырывается и уходит.

– Делаем перерыв полчаса! – громко объявляет Уолтер.

Репетиция проходит с трудом, и Эмма уезжает злая. Напоследок она подходит ко мне, берет за подбородок и произносит:

– Никаких ошибок на выступлении. Поняла, Ховард? Ни единой.

– Не сделаю, – отвечаю ей я. – Надеюсь, Диана – тоже.

Мои слова еще больше злят ее. Эмма окидывает меня холодным презрительным взглядом и уходит. Часа через два уезжает и Диана. А мы остаемся и репетируем с повеселевшими музыкантами дальше. Я должна спеть сет-лист «на отлично», выложиться на все сто процентов. Я не могу подвести команду, даже если нахожусь в отвратительном состоянии.

Поздно вечером, когда грозовая тьма, нависающая над городом почти весь день, еще больше сгущается, мы заказываем пиццу – все ужасно проголодались.

Музыка заставляла меня отвлечься от своих мыслей о Дастине, Лилит и тете с братом. Она давала мне возможность не сойти с ума. Но когда мы делаем перерыв, плохие мысли снова лезут в мою голову. Стучат по мозгам так же, как косые капли дождя по стеклу окон особняка, за которыми в небе взрываются молнии.

Я снова пролистываю новости и вижу множество статей о том, что в скором времени состоится слушание по делу Лилит и Саши. Только теперь в этих статьях говорится о том, что родители Бена – высокопоставленные чиновники из мэрии, которые всячески препятствуют правосудию. Новые адвокаты Лилит открыто выступают с заявлениями о том, что на суде будут предъявлены доказательства запугивания жертв и психологического давления на них. Об этом же говорят и по федеральным каналам.

– Это какое-то сумасшествие! – заявляет в камеру представительный седой мужчина с адвокатским значком на лацкане дорогого пиджака – один из основателей юридический фирмы «Гройс и Гудмен». – Мы просмотрели материалы по делу о прошлогоднем похищении двух девушек и пришли к выводу, что во время следствия были допущены наигрубейшие ошибки, о наказании ответственных за которые, разумеется, мы будем ходатайствовать в суде. Складывается впечатление, что ведется намеренная – подчеркиваю – кампания, имеющая цель запутать ход следствия и психологически сломать пострадавших в этом страшном деле девушек, интересы которых мы защищаем. Со всей ответственностью заявляю, что преступник будет наказан.

Адвокат прав – это действительно какое-то сумасшествие. Едва за дело берутся «Гройс и Гудмен» и оно получает широкую огласку, как на тему похищения начинают высказываться многие известные люди. Волну поднимает сама Элинор Фелпс, которая заявляет о сексизме по отношению к женщинам и недопустимости ненаказания за преступление. А после ее подхватывают остальные знаменитости, в том числе политики. Особенно бурно в полемику включается один из будущих кандидатов на пост мэра – главный соперник мэра действующего. Он негативно комментирует происходящее, то и дело саркастически высказываясь о главе города и его подчиненных, припоминая все их прошлые грешки. И его рейтинги растут.

Я знаю, что ему, должно быть, плевать на Лилит и Сашу и он действует в своих интересах, но я рада, что у них есть такая поддержка. И что у Лилит есть Октавий. Я верю в него.

– Что смотришь, Санни? – подсаживается ко мне Майк. Его взгляд устремляется в экран моего телефона, и он понимающе кивает головой.

– Я слышал об этом сегодня по радио в машине, – говорит он и хмурится. – Этого психа должны упрятать за решетку.

– Надеюсь, так и будет, – выключаю я телефон. То, что у Лилит теперь есть мощная поддержка, меня радует – один из тяжелых камней падает с моих плеч. Но другие лежат мертвым грузом.

– Когда уже привезут пиццу? – смотрит на наручные часы Майк. Он голоден. – Из-за грозы по всему городу дикие пробки – улицы заливает с обеда.