Солнце

– Я заеду за вами в шесть утра, – обещает детектив.

– И я не идиот, – заявляет Дастин, понимая, что Леон может про него думать.

– Я знаю, сэр.

– Нет, серьезно.

– Я серьезно, сэр, – с совершенно невозмутимым лицом говорит детектив и уходит.

Дастин остается один – он снова просматривает снимки с Санни, чувствуя, как безумно скучает по ней, и снова ощущает болезненные уколы ревности. Он пытается понять, что же случилось с Франки, может, ему только кажется, что с ней произошло несчастье, и он так пытается оправдать ее?

Он не знает.

Знает лишь то, что хочет эту девчонку.

Красивая.

Только рыжие волосы стали тусклее – или виновато освещение?

Раньше Санни казалась ему ярким солнцем, а теперь же едва светится. Или ему снова лишь кажется?

Дастин прижимает к губам медальон. Он хочет найти ее прямо сейчас, встретиться, поговорить еще раз и вытребовать правду. Но он не может этого сделать.

Ему вновь вспоминаются ее жаркие поцелуи, и сбившееся дыхание, и прядка волос, выбившаяся из-за уха. Она была для него не первой и не последней. Но он не может забыть ее.

Может быть, потому что он был у нее первым?

Он никогда так не боялся причинить кому-либо боль, как ей в ту ночь. А потом боль вернулась к нему – душевная. Отчаяние. Страх. Ярость. Вот что он испытал, когда Санни ушла.

Проклятье. С ним не было такого, даже когда его бросила Сальма.

Дастин проводит некоторое время, продолжая думать о рыжей, а потом к нему приходит Октавий. Веселый. Нетрезвый. Из бара, где он зависал со старыми друзьями. Даже несмотря на то, что он растрепан и явно не в себе, все равно выглядит красавчиком. Не зря его прозвали Сладким.

Дастин впускает его в свои апартаменты и с любопытством рассматривает. Обычно Октавий (или Ричард) другой – уверенный, плавный, знающий себе цену. Но сейчас он не в себе. Нервный, с резкими движениями, кривой ухмылкой и странно блестящими глазами.

– Мне стало хреново, чувак, – говорит Октавий, улыбаясь. – И я решил зайти к тебе.

– Как здорово, я так тебя ждал, – ухмыляется Дастин. Он не слишком любит гостей, но на самом деле рад, что сейчас будет не один. Иначе его сожрут собственные мысли о Санни Ховард. Октавий кажется ему неплохой компанией.

За этот год они даже подружились. Нет, не стали лучшими друзьями, разумеется, но иногда перекидывались парой-другой стаканчиков в каком-нибудь элитном баре, курили, расслабляясь в полутьме и не думая о том, что очередной назойливый журналист хочет заснять их ради сенсации. Октавий помогал Дастину вжиться в образ рок-звезды. Он знакомил его с миром музыки, с фанатичным блеском в глазах рассказывал о выдающихся музыкантах – особенно барабанщиках и устраивал экскурсии в студию звукозаписи, где познакомил с парнями из группы «Красные лорды». Даже учил играть на гитаре и на любимых барабанах.

Для Октавия это было не просто развлечение. Волею судьбы Дастин стал одним из посвященных в его тайну и знал, кто скрывается под маской. С ним не нужно было притворяться, что-то утаивать, изворачиваться. При Дастине Октавий мог смело упоминать о том, что барабанщик «Лордов» – это он, и рассказывать о разных примочках к установке, о качестве железа, о том, как звучит тот или иной ритмический рисунок. Единственное, о чем Октавий никогда не говорил с Дастином, это о Лилит.

– У тебя есть что-нибудь выпить? – спрашивает музыкант, проходя в гостиную. Его слегка покачивает. В глазах – то ли злость, то ли раздражение, то ли страх.

– Тебе уже хватит, – бросает Дастин.

Блондин не слушает его – идет к барной стойке. Наливает виски себе, а потом и Дастину, кидает в бокалы лед. И выпивает залпом. Дастин с интересом за ним наблюдает.

– Что случилось?

– Ничего, чувак. Я просто хочу выпить, – отвечает Октавий, берет с собой бутылку и заваливается на диван. – Давай со мной?

– По твоей морде видно, что что-то случилось. Выкладывай, – велит Дастин.

– Я конченый дурак! – вдруг весело объявляет Октавий. Дастин приподнимает бровь.

– В смысле?

– Искал ее.

Октавий со стуком ставит бокал на прозрачный столик.

– Кого – ее? – не сразу понимает Дастин.

– Ту девчонку. Лил. Мою Лилит.

Октавий трет лицо ладонями. И нервно смеется.

– Вот оно что. В тебе проснулся романтик? – усмехается Дастин. Почему-то ему смешно – наверняка приятель не привык, что женщины посылают его, а подружка рыжей, скорее всего, так и сделала. – И что, она послала тебя? Сочувствую. Выпей-ка еще стаканчик.

– Не послала, – глухо отвечает Октавий.

– Даже так? Неужели твоя Лил переспала с тобой и бросила? – продолжает веселиться Дастин. – Ты чувствуешь себя использованным?

– Заткнись! – прикрикивает на него Октавий. – Ты не понимаешь! Черт, я не должен был искать ее. Знаешь, чего мне это стоило? Давно не чувствовал себя таким жалким. Со времен «Пепельных цветов», мать их…

– Ты ее любишь, что ли? – недоверчиво спрашивает Дастин.

Октавий улыбается. Нет, скалится – в его улыбке веселья ни на унцию. И глаза так болезненно блестят, что актеру становится жаль приятеля.

– Я хотел извиниться. Просто извиниться. Это плохо?

– Нормально, – пожимает плечами Дастин. – Так она не приняла извинений?