Солнце

– Прости, что ничего не смогла сделать, – говорю я. – Но я найму адвоката. Дело пересмотрят и…

– Не стоит, – слабым голосом отвечает тетя. – Не стоит, моя девочка. Ты и без того помогаешь нам. Не стоит, – повторяет она. Ее речь все еще остается немного невнятной после комы, и пропал былой задор, но Мэган – сильная. Врачи говорят мне, что она борется за себя.

– Но это же несправедливо! – восклицаю я и пинаю камень, который попадается мне по дороге.

– Да, этот мир несправедлив, – отвечает Мэг. – К сожалению, так было, есть и будет. Я знала, что исход нашего дела может быть таким – слишком уж долгим было следствие. Да и эти камеры неспроста перестали работать. И свидетели вдруг… оказались в состоянии наркотического опьянения. Кто-то не хочет, чтобы виновник аварии был найден. Но, Санни, не стоит лезть в это.

– В смысле? – останавливаюсь я. – Ты готова согласиться с тем, что в аварии виновата ты?

– Я не виновата, – шепчет она, и от ее голоса по моим рукам ползут мурашки. – Я всегда осторожно вожу машину. И я точно знаю, что нас подрезали. Но мы… Мы не сможем доказать это, Санни, дорогая, пойми. За тем, кто виноват в аварии, кто-то стоит. Ты и так настрадалась из-за нас. Ты не должна лезть в это. И идти против тех людей.

– Если я не буду идти, то кто? – резко спрашиваю я. В словах тети есть резон, но я жажду справедливости.

– Жизнь. Она все расставит по своим местам, – отвечает Мэг. – Я верю в карму. Верю в высшую справедливость.

– А я верю в то, что справедливость – в руках людей, – отвечаю я. Я зла – не на тетю. На того ублюдка, который оставил их с Эшем после аварии. И который теперь явно откупается от полиции. – Я найму адвоката. Или частного детектива. Дойду до конца.

– Нет, Санни! – восклицает вдруг Мэг. – Не надо!

– Почему?

– Я… я боюсь. За тебя. За сына. Если мы правы, и у того, кто виновен в аварии, есть какие-то связи, то… – Она сглатывает. – То они могут навредить вам. За себя мне не страшно. За вас – очень. Не лезь в это. Оставь. Обещай мне, Санни. А я буду верить в высшую справедливость.

В ее голосе такая боль, такое отчаяние, что я скрепя сердце обещаю. Повторяю слова обещания несколько раз, и только тогда тетя успокаивается.

– Мать… Она не звонила тебе? – в конце нашего разговора спрашивает вдруг Мэг.

– Она и телефона моего не знает, – фыркаю я.

– Вам хорошо бы однажды поговорить. Моя сестра никогда не искупит свою вину перед тобой, но вам нужно выяснить все. Может быть…

– Не хочу, – перебиваю я тетю. – Не могу. Я даже думать о ней не в состоянии.

– Прости, что подняла эту тему, милая.

– Все в порядке. Может быть, когда-нибудь… Но не сейчас. Ладно?

– Ты такая хорошая девочка. Как я могу искупить свою вину перед тобой? – горько спрашивает Мэган. Это действительно ее гложет.

– Эй, что за пессимизм? – бодро говорю я. – Во-первых, ты бы поступила точно так же – я уверена. А во-вторых, это не твоя вина, а мой долг. И я не хочу слышать от тебя слово «искупить».

– Приезжай к нам на свой день рождения, милая, – просит напоследок Мэг. – Мы скучаем.

– Попытаюсь, – улыбаюсь я. – Я тоже скучаю. Передавай Эшу, что я кое-что купила для него. Если будет хорошо себя вести – получит подарок.

Перед тем как зайти в метро, я прощаюсь с тетей. И улыбка тотчас стирается с моего лица. Я устала – то ли от этого города, то ли от людей, которые живут в нем, то ли от собственных мыслей. Чтобы прогнать их, я включаю музыку в наушниках, сажусь на свободное место в вагоне и еду домой.

Ненавижу несправедливость.

Ненавижу быть слабой.

Я погружаюсь в музыку, прячась за ее нотами, и прихожу в себя только на улице, около своего старого дома. Как я сюда попала – понятия не имею. Видимо, отрешившись от мира, я по привычке села не на тот поезд, вышла из метро и направилась туда, где год назад жила вместе с Кирстен и Лилит.

Когда я это понимаю, на меня нападает беспричинный смех. Раньше ничего подобного со мной не случалось. Надо же…

Здесь ничего не изменилось – те же дома, те же деревья, те же цветы. Даже машины те же.

Я нахожу взглядом окна нашей старой квартиры и понимаю, что даже шторки в них сохранились прежние. Я смотрю на открытое кухонное окно, и перед моими глазами проносится наша веселая жизнь втроем. Мне начинает вдруг казаться, что ничего не произошло. Что я могу подняться на второй этаж, открыть своим ключом дверь и войти в гостиную, где меня уже ждут Кирстен и Лилит. Что я могу сесть между ними, положив руки на их плечи, и мы начнем болтать и смеяться. Что все осталось, как прежде. И то, что со мной случилось – просто кошмар.

Это ощущение покидает меня, когда я вижу, как в окне появляется Кирстен – она, кажется, совсем не изменилась: все те же светлые тонкие хвостики, то же задорное личико, та же черно-розовая домашняя футболка до колен, которую она обожает.

Чтобы Кирстен меня не увидела, я отхожу в тень деревьев. И наблюдаю за подругой.

Вспоминает ли она меня?