Солнце

На этом мне надоедает смотреть дурацкое шоу. Я встаю и иду на кухню – делать кофе. Если честно, я зла. Меня раздражает то, что Диана стала носить фланелевые рубашки в клетку – они всегда были моей одеждой, а не ее. Это так странно. Я должна злиться из-за того, что мой голос стал ее голосом, но спустя год после заключения договора я злюсь из-за рубашки. Я так же повязывала ее на пояс, под кожаной курткой. Это мой стиль!

Человек ко всему привыкает. Даже к несчастьям и боли.

Но я не чувствую себя несчастной – я запретила жалеть себя. Просто я… Стала относиться к этому иначе. Как к нелюбимой работе, которую нельзя бросить. Мне не хочется думать, что привыкнуть – значит, сломаться. Я просто живу. По-новому.

Я подхожу к блестящей серебряной кофемашине и засыпаю в нее зерна. Она все сделает сама – перемелет их, спрессует и заварит. Пока кофемашина занимается этим, я беру питчер, наливаю в него немного молока и погружаю в него паровой кран, чтобы оно взбивалось. А потом осаживаю пену и добавляю ее в эспрессо. Я научилась делать простые рисунки, и теперь в моей чашке сердечко. Кофе с рисунком становится немного вкуснее.

Я наслаждаюсь им, сидя на подоконнике огромной кухни моего нового дома, к которому я так и не привыкла. Кухня сплошь стекло и металл – все новое, стильное, дорогое. Чужое. Эмма Мунлайт позаботилась о том, чтобы моя клетка была золотой. Здесь есть все. Но я пользуюсь только кофемашиной, холодильником и изредка – микроволновой печью.

Теперь я живу в квартире с огромными окнами, холодным дизайном и выходом на крышу в Парк-Хайтс – спокойном и тихом районе на северо-востоке Нью-Корвена. Низкий уровень преступности, отсутствие туристов, обильная зелень, частные школы, уютные кофейни и размеренная жизнь – этот район выбирают семьи с детьми и хорошим уровнем достатка. Это не тот шумный и яркий Нью-Корвен с его достопримечательностями, переполненными улицами и быстрым течением времени, к которому я привыкла. Это другой Нью-Корвен, похожий на аккуратную деревушку с ухоженными, но однотипными домами, среди которых редко встречаются дома выше четырех этажей. В центре района расположен огромный парк, в котором находится одна из резиденций королевской семьи, закрытая для посещения. И больше ничего интересного тут нет. Идиллия и безопасность правят этим местом. А это место правит мной.

Кофе получился отличным. И вместе с чашкой я выхожу на крышу – проводить закат, похожий на пламя. Он льется по прозрачному летнему небу, и цвета плавно перетекают друг в друга: сверкающий алый у горизонта на востоке переходит в слепящий янтарь, тот растворяется в нежной карамели, которая постепенно плавится в густой синеве на западе. С крыши видно не только небо, но и парк. Это мое любимое место в доме. Я часто играю здесь на гитаре, глядя на небо. Иногда мне даже кажется, что оно мне аккомпанирует.

Мы обе выполняем наши обязательства по договору – я и Эмма Мунлайт. Я пою за Диану все то, что мне скажут. Эмма дает деньги на лечение Эштана и тети Мэг. С ними все хорошо – относительно хорошо, разумеется. Мэган продолжает восстановление после комы – реабилитация очень длительная и сложная. Сейчас она находится в Хердмангтоне, в госпитале Керри, в одноместной комфортной палате с самым современным медицинским оборудованием. С ней постоянно занимаются лучшие специалисты, и прогресс налицо. Ее речь, зрение, мелкая моторика и память неплохо восстановились, она может обслуживать себя и ходит, правда, с палочкой. Эштан тоже находится в госпитале Керри. Он перенес несколько сложных операций, во время одной из которых мы его едва не потеряли, но, слава богу, все обошлось, и его реабилитация также проходит успешно. Я разговариваю с ними по телефону или по скайпу почти каждый день. Эштан борется изо всех сил, а Мэг не теряет силы духа и чувства юмора, но я знаю, что ей тяжело. Она постарела лет на десять, ее и без того худое лицо осунулось, под глазами появились круги, а в волосах – седина. Когда мы увиделись в после аварии, она впервые заплакала при мне. Беззвучно, горько, отчаянно пытаясь что-то сказать – но в тот момент с ее речью были проблемы, и я не поняла ни слова. Только потом до меня дошло, что Мэг благодарила меня за спасение Эштана. Как будто бы я могла поступить иначе. Тогда я просто обняла ее, гладила по спине и говорила, что все будет хорошо – и с ней, и с Эштаном. Я обо всем позабочусь. Я знаю, что она не понимала, где я беру деньги – такие огромные деньги, чтобы не просто оплатить счета за медицинское обслуживание, но еще и перевести их двоих в столь престижное и дорогое место, как госпиталь Керри. Когда я смогла приехать к ним в Хердмангтон, тетя, которая к тому времени стала говорить лучше, обо всем узнала – заставила меня рассказать. Она снова заплакала – так же тихо и горько, и прошептала: «Спасибо».

– Ты загубила свою жизнь из-за нас, – сказала, чуть успокоившись, Мэган. – Мы в неоплатном долгу перед тобой, Санни.