Солноворот

Придя в гостиницу, Вера Михайловна сняла пальто, поправила перед зеркалом волосы и решила сойти вниз, поужинать в ресторане. Там было людно, а ей хотелось посидеть одной. Окинув взглядом зал, она направилась в угол, к крайнему столику, и неожиданно увидела Дружинина.

— Как хорошо, что ты здесь! — схватив его за руку и не выпуская из своей ладони, призналась она.

Сев за столик напротив Дружинина, Вера Михайловна ласково посмотрела на него. Сергей был все тот же, лишь около глаз чуточку прибавилось морщинок, а может, ей показалось. Но все же он выглядел сейчас несколько старше. Только глаза были по-прежнему мальчишеские и немножко грустные.

— Выпьем за твою новую работу, — предложил Дружинин.

— Нет, лучше за нашу встречу.

— …и за твой отъезд?..

— Ну что же, если хочешь, чтоб я скорей уехала…

— Это от меня уже не зависит, — с нескрываемой грустью сказал Дружинин и поднял наполненную вином рюмку. — Когда переезжаешь?

— И сама не знаю, Сергей. Татьянку придется пока оставить в деревне, — сказала она задумчиво и, помолчав, вздохнула. — Признаться. все это не очень-то нравится мне…

— Но ведь ты сама дала согласие?

— Знал бы, как все это вышло. — Она слегка прикоснулась своей рюмкой к рюмке Дружинина и снова взглянула на него. — Ты думаешь, я с охотой еду? Я страшно волнуюсь…

— И совсем напрасно, — возразил Дружинин. — У тебя же такой опыт. Работала первым секретарем горкома. — И, улыбнувшись, шутливо добавил: — Была, кажется, и председателем колхоза?..

— Не смейся, Сергей, как раз там я по-настоящему и поняла жизнь. И главное — лучше узнала людей. И колхоз вроде как поднялся, ведь верно же? Только в надежные руки передайте…

— Будем объединять, к «Организатору» присоединим…

— А не лучше ли к «Восходу»? — спросила Вера Михайловна. — Хотя Щелканов тебе сейчас и тестем доводится, но не обижайся — не любят его наши мужики.

«Это верно», — молча согласился Дружинин.

Поужинав, Дружинин и Вера Михайловна вышли в вестибюль.

— Проводи меня, — попросила она и пошла вперед по коридору, застланному вытершейся ковровой дорожкой. Открыла свой номер, сказала: — Извини, Сергей, но я должна объясниться. — Она взяла его за руку и взволнованно продолжала: — Я не думала… не хотела этого делать. Но я не должна уехать так. не высказав всего… И как кстати эта встреча…

Дружинин видел, как в полутьме горели ее глаза, слышал ее учащенное дыхание.

— Но ведь ты сама, Вера, так решила, — будто оправдываясь, сказал он.

— Знаю, дорогой… Я хочу, чтобы вы были счастливы. И вы, конечно, счастливы. — И вдруг, будто прощаясь навсегда, она прижалась к его плечу.

— Ну зачем же слезы, Вера, не надо, — словно растерявшись, прошептал Дружинин.

— Знаю, что не надо, сама виновата, — призналась она. — Но я женщина, и пойми… Горько мне. горько и обидно, что в жизни у меня не все так, как хотелось бы…

27

Назавтра Вера Михайловна снова была сама собой, будто и не было вчерашней усталости. Со стороны казалось, что работает она здесь уже много лет и со всеми давно знакома. Однако многие сотрудники ей не были известны, и Вера Михайловна старалась сейчас хотя бы бегло уловить в каждом из них какие-то характерные черточки, которые помогли бы ей ближе узнать этих людей. Как они работают, полностью ли отдаются своему делу или только исправно отбывают служебные часы, стараясь вообще не налегать на постромки, за которые они должны тянуть этот большой воз? А воз, который и ей придется теперь тянуть, и не просто тянуть, а быть коренной, — она знала, — нелегок. Здесь одним подписыванием бумаг не отделаешься.

И опять вспомнился Вере Михайловне «Красный луч». Там не было и приставного круглого столика с телефонами, и ковров на полу, не было и личного помощника — такого, как эта миловидная девушка, подстриженная под мальчишку, которая то и дело заходила в кабинет с бумагами. Но там все было ясно, любое дело знакомо, выстрадано ею.

Оставшись одна, Вера Михайловна взялась за бумаги и, не читая их, начала подписывать. А девушка приносила все новые и новые. Среди них были и разнарядки с колонками цифр, и распоряжения, и длинные постановления с таким обилием пунктов, что не скоро и доберешься до смысла.

Но вот, подписав несколько документов, она вдруг начала читать их. И чем больше вчитывалась, тем больше удивлялась, что во многих излагалось не то и не так, как надо бы. Она взяла один из них и тут же красным карандашом начала вычеркивать лишнее. Взяла другой и — поставила на нем жирный красный крест.

На круглом столике зазвонил телефон. Вера Михайловна, еще не привыкнув к множеству трубок, взяла крайнюю, но, оказывается, звонил средний телефон. Какой-то незнакомый председатель колхоза жаловался, что он сидит в сельхозснабе, а начальника с утра нет, без него никто не решает вопрос. Выслушав и пообещав помочь, Вера Михайловна повесила трубку. «Почему Пекуровский не наведет порядок?» — подумала она и сразу решила переговорить с ним. Но из его приемной ответили, что Пекуровский занят, — и тут же повесили трубку.

«Вот так заколдованный круг!» — возмутилась Селезнева и, оставив бумаги, быстро вышла из-за стола.