Солнечный удар

 Я заметил на автомате одного из бойцов спарку (сдвоенный магазин), перемотанную полосками белой, синей и красной изоленты. Наверное, не нашлось одноцветной, по клочкам собирали. Надо будет поделиться с мужиками, у нас этого добра навалом. Парень перехватив мой взгляд, широко улыбнулся.

 - Знамя. Усек? Россия. Усек?

 Тогда, впервые в жизни я понял, что символ на войне — это не пустой звук. Это стержень, боевой дух, поддержка своих, маленький кусочек Родины.

 Загрузившись в машины, мы тронулись в путь. К нам на борт запрыгнул высокий, в прожженном камуфляже, собровец Саня.

 - Для связи с головным БТРом, — пояснил он, вытаскивая рацию из разгрузочного жилета.

 - За что воюем? — спросил я, клацнув затвором.

 - Коронный вопрос для дезертиров, — ответил он, подмигнув.

 - Почему?

 - Потому что повод ищут, что б за бабий подол спрятаться.

 - Я же не прячусь.

 - Тогда не спрашивай всякую хрень. Тебя сюда кто прислал: родственники, знакомые или по собственному желанию приехал?

 - Смеешься?

 - То–то и оно. Тебя государство направило, а потому, воюешь ты за его интересы. Здесь еще Лермонтов шашкой махал, а мы чем хуже? У него, между прочим, голова посветлей нашей была, и то не жужжал, трубил, как положено. Тогда, кстати, поводов для возмущенья больше было — на чужие территории лезли, а сейчас тут русских 30 процентов живет. Кто за них заступится? А ты, что, политикой увлекаешься? — закончил он неожиданно.

 - Нет, — опешил я.

 - А на хрена, тогда мозги этой мутью захламляешь? Тебя, что против мирных граждан воевать послали?

 - Непохоже, судя, по канонаде.

 - Судя по тому, что они присвоили нашу технику и вооружение, мирными, скорее, нас можно считать. А Грозный, между прочим, еще генерал Ермолов закладывал. Наш город. Отдадим его сейчас, в следующий раз Москву потребуют (Как в воду смотрел спецназовец, дальнейшие события именно в этом ключе и развивались). Все, заканчиваем политинформацию, подъезжаем к месту.

 Город был пуст и обуглен, как мангал после пикника. Не успели мы поравняться с первыми домами, как по борту зацвиркали пули.

 - К бою! — крикнул Саня, вскидывая РПК (ручной пулемет Калашникова). — Это снайпера работают, их из–за укрытий не видно, поэтому долбите на звук по всем подозрительным местам. Пуля — дура, цель найдет. Для тех, кто плохо ориентируется, даю подсветку трассерами.

 Он рыкнул пулеметом в сторону одного из домов. Мы, стайкой сопливых щенят, затявкали автоматами в голос вожаку.

 Сначала я не понимал смысла в упредительной стрельбе. Зачем жечь патроны, если четко не видишь противника? Но, позднее, когда начались страшные потери от снайперских налетов (и в тех подразделениях, где не использовали упреждение, особенно серьезные), осознал ценность приема. Дело в том, что сидящий в укрытии боевик, тоже хочет жить (как ни странно). И если его направление обрабатывается огнем, пусть и наугад, то стрелять нормально он уже не может. Во–первых, большой риск быть раскрытым и заблокированным, потому что бойцы наготове и выискивают цель, а во–вторых, когда рядом жужжат свинцовые мухи, нет никакой гарантии, что одна из них не залетит и в твое окно. Пуля, ведь, на самом деле — дура. Бывает, стреляешь в стенку, а попадаешь в голову. В общем, хороший был метод, правда, имел свои недостатки и основной — повышенный расход боеприпасов. Тут уж приходилось выбирать: беречь патроны или собственные жизни.

 - Работать во все стороны по секторам! — командовал Саня, меняя длинные пулеметные магазины. — Три уровня, 12 часов — каждому свой кусок… В воздух не шмалять, искать цель стволом.

 Я забегал взглядом по развалинам.

 - Стволом я сказал, а не носом! — прикрикнул он.

 И снова я не понял, зачем нужно вдоль руин водить автоматом, когда проще глазами.

 Только потом, несколькими месяцами позже, мы услышали оценку этого приема из уст одного из пленных боевиков. Он признавался, что когда видел гуляющие по окнам оружейные стволы (даже не стреляющие), предпочитал не высовываться из–за укрытия. Думал, выцеливают именно его. Вот так за один заход собровец научил нас жечь и экономить боеприпасы. Я хватал каждое слово на лету, как воробей мошкару. Может, потому и остался жив. Но так повезло не всем, если мое сегодняшнее состояние можно считать везением. Очень скоро духи приспособились к нашим методам и стали использовать их в своих интересах…'

 На этих строчках Полынцев обжегся угольком истлевшей сигареты. Больно. Только разве это боль в сравнении с той, что досталась солдатам. Даже ойкнуть не посмел.

 

 

Глава 7

 

 

 Юля узнала о том, что наступило утро, услышав разговор охранников за дверью.

 - Почему опоздал? Девятый час уже.

 - Котлы выкинь — ровно восемь…