Солнечная ртуть

Детство, кажется, единственное время, когда папа был счастлив. После той трагедии оно успешно закончилось.

Ада отродясь не проявляла способностей к психологии, но тут не сомневалась: он хотел сына, чтобы отчасти вернуть себе брата. Она была готова ненавидеть, завидовать мёртвому мальчишке, на которого не смогла стать похожей. Но не могла: снимок был прекрасен, хотя даже лица там получились нечёткими. Счастье, юность, мутные черты и потускневшая рамка. В углу фотографии бурые пятна, будто её подожгли или залили йодом.

Не переодеваясь, девушка опустилась в кресло, размотала наушники. Музыка действовала на душу как целебный ликёр.

Древнее фото, чем не повод для поехавшей крыши? Мать как раз работала фотографом. Ну как работала — прекрасно проводила время. Она охотилась за потаёнными уголками природы, иногда — за перспективами красивых городов. Её интересовало настоящее, в то время как Ада не могла перестать думать о прошлом. За каждой фотографией она угадывала историю. На лицах давно умерших людей отпечаталась тень событий, которые до сих пор являли последствия. Когда она смотрела на прабабушек и прадедушек, сердце замирало при мысли о том, что они оставили частичку своей души на этих картинках. Чем больше девушка знала об этих людях, тем тяжелее становилось выносить это чувство. Те, с кем она знакома лично, сейчас дряхлые старики или унылые люди средних лет, а когда-то они были юны и полны надежд. Как непостижим переход от одного состояния человеческой души к другому! Так отчётливо это видно в старом фотоальбоме.

Разумеется, та детская фотография имела над ней особую силу, как и над отцом. В своём роде это был предмет поклонения для них обоих.

Ада мечтала протянуть руку и схватить воспоминания, увидеть чужими глазами малознакомые, но такие близкие жизни. Мучительно хотелось понять, почему судьба сложилась так, а не иначе. Что из прошедшего заставляло этих чёрно-белых или сотканных сепией призраков страдать и быть счастливыми? В их глазах отразилось то, чего они и сами не подозревали. Иногда Аду мучило желание не просто узнать прошлое, а проникнуть в их черепа. Распутать чувства и порывы, которые создавали реакцию, формировали уникальный характер. Девушка почему-то была уверена, что пусть и отчасти, но такое возможно.

Хотя это так же неуловимо как музыка, которая отзвучала и стихла. Казалось, вот оно, рядом, надо только как следует изловчиться и схватить! Но звук поймать невозможно, как шлейф духов или время.

Отец что-то скрывал, она знала. А его родственники не любили ворошить прошлое. Хотя если сгруппировать их скудные рассказы, особо страшных картин не найти. Всё как у всех — трагедии в личной жизни и переломные исторические моменты. Кто-то умирал от болезни, кто-то на войне. Одни разводились, другие оказывались вдовцами, третьи разрывали отношения с родителями или детьми. Пьяницы, преступники, самоубийцы, одарённые врачи и инженеры. Парочка разорений и один пожар. Ну и, конечно же, пропавший мальчик, папин брат. Ничего такого, чем не мог похвастать чей-нибудь род за последние сто лет. Только две вещи особо привлекли внимание Ады: метеорит, упавший давным-давно в какой-то огород, и тот факт, что за весь двадцатый век, на который распространилась память её родственников, не произошло ни одного счастливого события. В других семьях хоть о чём-нибудь вспоминают с улыбкой, в отцовской — нет. В детстве Ада решила, что они прокляты, и с возрастом не отучилась верить в это.

А что до метеорита, то говорили о каком-то людском стоянии и массовом гипнозе. Большего девушка не добилась, и пришлось довольствоваться этой странной фразой.

Так что да, старинные фотографии очень много значили для Ады. Ещё при звуке часов её охватывало особое волнение, но уж это попросту нервозность.

Девушка закрыла ноутбук, прекращая парад музыкальных клипов и пошла перекурить.

Глава 7 Королевская кукла

В честь праздника Агату пустили на торжественный ужин. Раньше это называли пиром, теперь нарекли приёмом. А различия между тем и другим сводились к ужесточению правил поведения за столом. «Раньше было лучше» — думала принцесса.

Электрические светильники освещали обеденную залу, но ещё не до конца вытеснили приятные огоньки свечей. На длинном столе красовались произведения искусства, которые жалко было есть: от старинных блюд, вроде белоснежных лебедей и запечённых щук, до последних изысков придворного повара. Вроде мороженого с черносливом и устричным соусом. Больше прочего девочку занимали десерты — воздушные, украшенные не хуже парадной короны. Гости отдавали должное винам, в художественном беспорядке раскиданные фрукты оживляли общий натюрморт. Вдоль столов курсировали слуги-люди и слуги-автоматоны. Одни подбегали по первому требованию, другие машинально предлагали подносы с закусками, не вошедшими в основной состав меню. Глаза у человекоподобных машин были мертвы. До десяти лет принцесса боялась их, а потом как-то привыкла.