Следующее лето Поленовы опять проводили в Жуковке. Костенька Коровин собирался жить с ними до самой осени, постоянно гостили Маша Якунчикова и Елена Дмитриевна; приезжали Остроухов, Левитан, присоединился к их компании еще один талантливый художник — Нестеров. На этюды иногда выходило сразу семь человек, в том числе и Василий Дмитриевич. Его очень радовали успехи Костеньки, который начал писать серьезную картину, писал не наспех, как раньше, а вдумчиво, усердно.
Каждый день Костенька расставлял мольберт на террасе. Перед ним за чайный стол, накрытый белой скатертью и заставленный посудой, садились Елена Дмитриевна, напротив Наталья Васильевна, справа ее сестра Маша Якунчикова — все в белых блузках; за соломенной шляпкой Елены Дмитриевны едва виднелась белая офицерская фуражка знакомого Поленовых — Зиберова.
Василий Дмитриевич с интересом следил, как продвигается и оживает на мольберте Костеньки групповой портрет, который так и называли «За чайным столом». Поленова восхищала на этой картине игра различных оттенков белых тонов. Удивительно красиво сочетались теплые светло-желтые краски на скатерти и холодные голубоватые тона Машиной блузки; рядом блестели яркие блики на посуде.
— Какой вы молодец, Костенька, — говорил Коровину Василий Дмитриевич. — Ваша живопись необыкновенно искренна. Вы даете людям подлинные минуты радости, а это, мне кажется, высшее, что может дать художник.
Вернулись Поленовы и их гости из Жуковки в Москву только глубокой осенью.
В феврале 1889 года Василий Дмитриевич поехал в Петербург на открывавшуюся там XVII выставку передвижников. Это была ответственная поездка. Его выбрали членом жюри выставки, и он ехал с твердым намерением защищать молодежь, бороться за ее права.
Молодые художники, провожая его на Николаевском вокзале, с надеждой смотрели на него. Среди пославших свои картины в Петербург многие были его учениками и уже выставлялись раньше, иные впервые решились поместить свои картины на самой популярной русской выставке.
Василий Дмитриевич, уезжая в Петербург, обещал писать каждый день. Условились, что Коровин, Архипов, Сергей Иванов и другие будут постоянно забегать к Наталье Васильевне — читать его письма.
Как радовалась и гордилась молодежь, когда узнала, что Поленов показывал их картины «самому Репину»!
В тот день, когда решалась судьба картин, молодые художники всей толпой вечером собрались у Поленовых ждать телеграммы из Питера.
Наконец она пришла. Василий Дмитриевич перечислял в телеграмме всех принятых. В списке не было Костеньки Коровина. Все были поражены: именно полотна Коровина больше всего понравились Репину. Работы его и Елены Дмитриевны он отметил как самые лучшие. И вдруг!..
Каждому хотелось порадоваться за себя, но жалко было Костеньку. Одни возмущались решением жюри, другие считали, что наврал телеграф. Послали негодующую телеграмму. Через два дня узнали, что оплошал сам Василий Дмитриевич — то ли на радостях, то ли по рассеянности он забыл вписать в телеграфный бланк фамилию своего любимца.
Когда недоразумение наконец выяснилось, Наталья Васильевна в своем ответном письме писала: «Костенька прыгает, кувыркается…» Василий Дмитриевич вернулся в Москву победителем: он гордился молодежью. И молодые художники своей привязанностью к нему, своим восторженным отношением к искусству воодушевляли его самого. В их окружении он не чувствовал себя одиноким.
23. Ока-красавица
Недавно Василий Дмитриевич ездил с Коровиным на Оку. Пробыли шесть дней. Привезли по три этюда каждый. У Коровина один ужасно симпатичный. Уж очень он умеет взять оригинально и тепло. У Василия Дмитриевича, по-моему, тоже много интереснее этюды, чем были прошлогодние.
Оставив лошадей в деревне, Василий Дмитриевич и Костя Коровин прошли к небольшому деревянному дому под тесовой крышей; рядом стоял покосившийся сарай; по сторонам высились две старые березы и группа вязов. Сзади дома виднелся заброшенный вишневый сад и несколько одичавших яблонь.
У неказистого крыльца на лавочке грелась на солнышке сама владелица продававшейся усадьбы Бёхово — дочь отставного подпоручика, столбовая дворянка Юлия Степановна Саблукова. Пожилая, сухонькая старая дева чем-то напоминала гоголевскую Коробочку.
Путники прошли налево, мимо приземистой деревянной церкви, обшитой тесом и побеленной, обогнули древнее кладбище и очутились на самом краю крутого каменистого спуска.
Кое-где в ложбинах на склоне еще лежал снег, на полупрозрачных березах распускались нежно-зеленые листочки…