Мне хочется сказать, что эту очень удобную и оправдывающую его зверства правду жизни он придумал сам, но рот как будто заклинило. Интересно, когда люди горят заживо - они действительно еще долго не могут умереть и корчатся от боли, пока пламя медленно сжирает с костей их кожу и мясо?
Вдоволь наигравшись, Олег брезгливо отшвыривает назад мою голову и я поскорее пячусь к стене. Побродив немного по комнате, он вдруг резко разворачивается на пятках, вспоминая, что собирался огорошить меня какими-то новостями.
— Сабуров уже сказал тебе страаааашную… - Олег зловеще выпучивает глаза и корчит пальцы, словно страшила из детского мультика, - правду? Про вашего с ним выблядка?
Я закрываю глаза, мобилизирую остатки всех внутренних резервов, но даже этого недостаточно, чтобы сдержать стон. Каждый раз, когда его поганый рот пачкает память о моем малыше, я жалею только об одном - что не обладаю суперспособностью убивать только мыслью Согласилась бы обменять хотя бы разовую возможность на всю свою никчемную жизнь.
— Или… погоди… - Он прищуривается, как будто пытается прочесть что-то по моему лицу. - Не сказал?
— Олег, ты обещал мне не касаться этой темы никогда. - Раз он все время на пустом месте напоминает мне все мои грехи, то почему это не могу делать я? - Мы заключили договор.
— Да идты ты на хуй со своими договорами, - он откровенно смеется мне в лицо. - Выш выблядок не сдох, девочка. Я просто отдал его законному отцу.
Ощущение приближающегося сердечного приступа настолько реальное, что я корчусь от боли за ребрами и медленно сползаю по стенке на пол, не в силах взять себя в руки.
Нет. Это не может быть правдой, потому что Олег никогда не говорит правду. Везде, где можно соврать - он соврет. Придумает самую изощренную, самую немыслимую ложь, в которую поверят все вокруг.
Он просто хочет меня помучить.
Минотавр решил переделать лабиринт, когда понял, что его пленница выучила каждый угол и даже научилась расставлять ловушки. Ему мало причинять мне физические страдания, потому что я больше недостаточно отзывчива к боли, поэтому пришел черед садистских моральных издевательств.
— Я тебе не верю! - Кричу и закрываю уши руками.
Я не позволю ему отравить меня сомнением.
Он ведь только этого и ждет, ради этого плетет свои мерзки паутины лжи - чтобы мы с Меркурием запутались в них и снова потеряли друг друга.
Мой сын мертв.
Я видела его маленькое синюшное тело на резиновой перчатке противного голубого цвета. Он ни разу не открыл глаза, не издал ни единого звука, даже когда я, балансируя на грани сознания и беспамятства, умоляла его не уходить. Мой малыш был таким слабым…
— Да ладно, - Олег присаживается передо мной на корточки и щелкает пальцами, как перед глухой собакой, пытаясь привлечь ее внимание. - Ты правда не догадывалась? Даже не думала обо всех этих… странных совпадениях?
— Ты чудовище, - отгораживаюсь от него руками, но он все равно слишком близко, и его разрушительная энергия, от которой я все эти годы успешно защищалась, находит брешь в моей броне. Я чувствую, как внутри все наполняется тошнотворной гнилостной тьмой и от подкатывающей к горлу тошноты сбивается дыхание. - Ты просто монстр. Я тебя ненавижу. Я тебя презираю, Олег.
Даже его имя жалит язык. С куда большим удовольствием я обозвала бы его всеми доступными ругательствами, перечисляла одно за другим до тех пор, пока не задеревенел бы язык, и даже после этого продолжала.
— Тебя правда никогда не интересовало, откуда у твоего ёбаря появился ребенок? - Олег точно не собирается закрывать тему. Будет давить до тех пор, пока я не начну умолять прекратить. - И то, что его выблядок родился примерно тогда же, когда и твой? Или как ты думала? Что он параллельно с тобой трахал какую-то другую тёлку? Знаешь, он раньше так и делала - утром с одной, вечером - с другой. В этом мы с ним вообще ни хрена не отличаемся, только уровень моих сосок всегда был выше и лучше, а он таскался с разными разъёбаными шмарами. Но… нет, девочка, не в этот раз.
Я снова пытаюсь отодвинуться, но стена противно упирается в позвоночник.
А Олег приближается все ближе, снова хватает меня за волосы и задирает мое лицо к своему, видимо, чтобы наслаждаться моим страданием со всех сторон и в макро-фокусе.
— Ты лжешь. - Мотаю головой, чтобы вырваться, но только слышу, как трещат волосы, которые так и остаются в его сжатом кулаке. - Ты мерзкая тварь. Самая мерзкая тварь на свете.
— Нет, девочка, я говорю правду. Клянусь. - Он даже крестится, но делает это с такой похабной рожей, что я искренне не понимаю, почему Господь прямо в эту же секунду не покарает его небесным огнем за богохульство. - А вот Сабуров тебе пиздит. Вы же виделись, да? А, ладно, заткнись, все равно будешь врать как всегда. Ты не способна быть честной, ты вся соткана из фальши, как красивое кольцо с огромным сверкающим камнем, который на поверку отказывается просто хорошо охраненным куском бутылочного стекла.