Базарный день в Житомире был в самом разгаре. Правда, это был совсем не тот базар, что до войны. Тогда здесь было шумно, весело, даже празднично. Из ближних сел приезжало много молодежи. Прилавки ломились от продуктов, овощей, фруктов. Теперь же и на рынке стало тревожно, во взглядах людей сквозила настороженность. Свою нехитрую снедь продавали в основном старики и старухи. Лишь изредка встречались в толпе молодые девчата, но из-за страха попасться на глаза полицаю или немцу они так старательно маскировались в длинные старушечьи платки и поношенную одежду, что их запросто можно было принять за пожилых. Да и сам рынок оскудел, потерял свой живописный колорит. Цены на продукты были до того взвинчены, что отпугивали покупателей.
Появляться на рынке было небезопасно: в толпе, лениво поводя вокруг мутными глазами пропойц, ходили полицаи. То в одном, то в другом конце базарной площади раздавались крики, плач, резкая трель свистков — начиналась облава. С высокомерными, надменными лицами бродили по рынку гитлеровские солдаты. Они меняли безделушки на цепные вещи, набивали вещмешки курами, яйцами и другой снедью.
В этот воскресный день среди изможденных людей в поношенных платьях и рубахах, сновавших у торговых рядов и палаток, неторопливо шла молодая стройная девушка. Она держала себя с достоинством, как бы подчеркивая свое превосходство над окружавшими. Взгляд ее больших голубых глаз казался беспечным и лукавым, и лишь изредка в ном проскальзывала затаенная грусть. Теплый ветерок играл ее ярким крепдешиновым платьем.
Девушка подошла к хмурой толстой торговке, перед которой лежал огромный потрошенный гусь, деловито осмотрела птицу, приподняла ее, прикидывая вес, и тоном, не допускающим возражений, сказала:
— Отнесешь на Кайзерштрассе. Дом двенадцать. Особняк господина Тубе.
В говоре девушки слышался немецкий акцент. Небрежным жестом она положила на прилавок деньги и пошла дальше.
В конце мясного ряда, где почти не было покупателей, к ней подошел высокий плотный парень с лицом, черным от загара, и громко, так, чтобы услышали все, кто находился поблизости, проговорил:
— Фрейлейн, вы купили гуся, но я должен вас предупредить: птица еще не прошла санитарный осмотр.
— Ну и что же? — удивленно спросила девушка.
— Мы не имеем права рисковать здоровьем господ немецких офицеров. — Я — санитарный инспектор и имею на этот счет строжайший приказ коменданта. Если это вызывает удивление, пожалуйста, пройдемте ко мне, я познакомлю вас с инструкцией. Это в десяти шагах отсюда, в дирекции рынка.
Повинуясь его предупредительному, но в то же время требовательному тону, девушка пошла рядом с ним. Когда они завернули за угол одной из палаток, парень, убедившись, что за ними никто не наблюдает, тихо сказал:
— Здравствуйте, фрейлейн Розен…
Девушка вскинула на него удивленные, перепуганные глаза. Густые пушистые ресницы заморгали, словно в глаза попали песчинки. Но тут же, овладев собой, она презрительным взглядом смерила парня с головы до ног и с угрозой произнесла:
— Я не имею чести знать вас.
— Зато я вас прекрасно знаю.
— Вы хотите, чтобы я позвала полицию?
— Не позовете, — снисходительно усмехнулся парень. — Я привез вам привет из Бердичева.
— Что?! — изумленно проговорила девушка, чувствуя, как холодеют ноги. — Еще раз говорю вам, что впервые вас вижу. И никогда не была в Бердичеве.
— Фрейлейн Розен, — твердо сказал парень, — полиция для вас, пожалуй, не менее опасна, чем для меня. — И уже тоном приказа добавил: — Пойдемте, на нас могут обратить внимание. Ждите меня в переулке, у разрушенной школы. — Тут же голос его стал предельно любезным, он проговорил громко: — Можете не беспокоиться, милая фрейлейн, гусь для господина Тубе будет доставлен немедленно, как только я осмотрю его. Всего доброго. — И он уверенными шагами пошел к тому ряду, где сидела женщина с гусем.
Фрейлейн Розен посмотрела ему вслед. Одет он был вполне прилично: не новый, но тщательно выглаженный костюм, светлая рубашка с открытым воротником, до блеска начищенные туфли.
«Что делать?» — мучительно размышляла девушка, выходя из ворот рынка. Крикнуть полицию? Сказать, чтобы вызвали Тубе? Но парень так строго предупредил ее…
Неужели он все знает, этот парень? Неужели?
Фрейлейн Розен зашла в развалины здания, с нетерпением ожидая, когда сюда же придет таинственный парень. Остановилась возле огромного куста уже отцветавшей сирени. Листья были покрыты густой седой пылью.
И девушке вдруг вспомнились события совсем недавнего прошлого…
Главная улица Бердичева была охвачена огнем. Рушились дома, раздавались стоны раненых. По улице гитлеровские солдаты гнали большую толпу женщин, стариков и детей. В свое время эсэсовцы согнали их в гетто, ограбили и вот теперь вели за город на расстрел.
У самой окраины, недалеко от колонны, неожиданно раздался взрыв. В клубах дыма и пыли разваливалось на части здание фабрики. Толпа с конвоирами отхлынула в сторону, прижалась к заборам.