Сосновский улыбнулся и опустил лицо, чтобы его усмешки не увидели другие, в том числе и Броз. После стольких слов о доверии, о вреде лжи, и брякнуть сейчас, что девушка Маша, оказывается, вовсе и не Маша и уже не первый год обманывает командующего, откровенно врет ему в глаза, что она дочь советского дипломата… Да, этого делать не следовало. Вытащив из вещевого мешка две ручные гранаты, Михаил переложил их в карманы пиджака. Что-то подсказывало ему, что ситуация может меняться очень быстро.
Спуск был удобным. Невысокая трава и много пробивавшихся через нее камней позволяли не скользить вниз, а идти почти как по ступеням. Несколько валунов, поросших мхом, стволы елей и снова спуск. Пологий и неутомительный. Буторин то отставал, то шел почти рядом. Они не разговаривали, а только внимательно осматривались. Где-то там, далеко, пару раз мелькнула железная дорога. Добраться бы до нее, а потом уже совершить последний бросок до станции.
Сосновский всего на миг отвлекся на мелькнувшее между деревьями железнодорожное полотно далеко внизу и тут же понял, что они в опасности. Что-то округлое двинулось вдоль кромки большого валуна и снова замерло. Что-то очень знакомое.
— Витя, стой! — грозно шепнул Сосновский. — Прикроешь!
Михаил уже понял, что его заметили, остановиться означало выдать себя. Это округлое, что он заметил, была каска немецкого десантника. Они тут же попадут под огонь. А так еще оставался шанс спасти если не себя, то ребят. И убедившись, что Буторин отстал и замер за стволом дерева, Сосновский сунул руку в карман, вытащил гранату и, разведя усики чеки, зацепил кольцо пальцем левой руки. Он шел так, придерживая руки под автоматом, чтобы немцы не сразу поняли, что он сделал. Он считал шаги. «Еще тридцать шагов и, если не окликнут, бросаю гранату, — думал он. — Еще двадцать, десять, мать вашу…»
Сосновский уловил еле заметное движение, когда из-за камня чуть выдвинулся ствол автомата. Самый кончик с мушкой. «Не торопись», — сказал Михаил сам себе и потянул кольцо на гранате. Он ощутил напряжение, которое, казалось, повисло в воздухе среди тех, кто сейчас прятался за большими, в рост человека, валунами. А их там могло быть и пять человек, и десять. Главное, чтобы его услышали и замешкались. И он буквально шестым чувством уловил этот миг, когда палец немецкого десантника готов был нажать на спусковой крючок.
— Не стрелять, я свой! — крикнул он по-немецки и добавил уже из своей последней роли: — Капитан Клюге, группа «Вайс».
Выстрелов не последовало, внутри Сосновского все всколыхнулось от испытанного восторга от удачи, своей маленькой победы. Снова судьба качнула его на своих качелях между жизнью и смертью, и снова он удержался. Взмах руки, и граната полетела по короткой дуге за камни. Если кто-то и понял, что произошло, то две секунды никого не спасли. Но никто не понял, не раздался крик «граната!». Сосновский бросился в сторону. И зная, что не успеет добежать до камней и расстрелять в упор тех, кто остался жив, он выхватил вторую гранату, рванул кольцо и швырнул ее за камни. «Вот теперь успею!» — подумал он, когда впереди полыхнуло, когда взлетела земля и сизый дым вспух рваным облаком там, где были немцы. Кто-то закричал от боли, а разведчик уже бежал к камням, второй взрыв ударил в ноздри кислым запахом сгоревшей взрывчатки. В последний миг мелькнула мысль, что он делает глупость, всего в десятке шагов могли оказаться и другие немцы, которых осколки гранаты не достанут. Но приподнятое настроение и лихость, вскипевшую в груди, уже было не остановить. Михаил запрыгнул на камни и, глянув вниз, дал три длинные очереди по тем, кто еще стоял, кто корчился от боли, и тем, кто валялся, раскинув руки и ноги на земле. Он успел насчитать восьмерых, когда спрыгнул вниз и прилег за камень.
Сделал это Сосновский вовремя, потому что по камням хлестнула автоматная очередь, потом еще одна. Немцы были рядом, кто-то выкрикивал команды: кому-то велел прикрыть огнем, а кому-то атаковать, выяснить, что там произошло и кто атаковал. Очереди раздались и из-за спины. Это группа ответила огнем и спешила к Михаилу, поняв, что произошло.
Но тут откуда-то справа вдруг начал бить немецкий пулемет. Наверное, молодой пулеметчик, не очень опытный, стал бить длинными очередями, но большинство пуль попадали в деревья, в камни. Слишком ограниченное пространство для такой стрельбы. Шелестов что-то крикнул Когану. Буторин, стреляя, велел кому-то пригнуться ниже, еще ниже. Автоматы стреляли не переставая. Сменив магазин, Сосновский отполз влево прямо по трупам, пачкаясь в крови. Он, лежа на боку, высунул голову и увидел трех автоматчиков, бегущих зигзагами к камням, где он сейчас находился. Выждав, когда все трое окажутся между ним и деревьями, когда перед немцами не будет уже естественного укрытия, Михаил дал длинную очередь, поводя стволом автомата, видя, как падает один десантник, потом второй, как третий упал и откатился, чтобы открыть ответный огонь, но несколько последних пуль из патронов в магазине достали и его.