Солдаты афганской войны

27 марта Министр Обороны СССР маршал Дмитрий Фёдорович Устинов как обычно вошёл в свой просторный кабинет, сел за массивный стол, достал дорогую авторучку с золотым пером и, сосредоточившись, начал подписывать приказы государственного значения. Первым лежал приказ об очередном увольнении в запас солдат, отслуживших свой срок в Советской Армии и мобилизации в армию нового призыва. Это был самый важный приказ в тот день. Устинов мог по какой-либо причине не подписать или отложить на потом любую другую бумагу — но только не эту. Подписать этот приказ он был обязан по советскому Закону о всеобщей воинской обязанности. Этот приказ начинает новый отсчёт в очередной призывной кампании: чтобы все военнообязанные призывники отдали дань своей стране — подстриглись, пришли по повестке в военкомат и на два года отправились в неведомый мир Армии; чтобы шёл естественный процесс смены армейских поколений и крутилось колесо армейских традиций.

Министр Обороны подписывает приказ о мобилизации и увольнении в запас очередного призыва в строго определённый день. Во всех гарнизонах, даже в самых дальних уголках огромной страны, с нетерпением ждут и точно знают эту дату. Ровно за сто дней до подписания этого приказа торжественно отмечается важнейший армейский праздник — "Сто дней до приказа". Правда, наш полк в тот день находился в "тёплом лесу", и по этой причине настоящего праздника тогда не получилось. А это значило, что молодым тогда крупно повезло, поскольку деды отмечают эту славную дату непременно со спиртным, нередко теряют над собой контроль со всеми вытекающими нежелательными последствиями. После “ста дней” каждый молодой обязан точно знать количество дней оставшихся до дня самого приказа. В любой момент дед, приметив увлечённого работой молодого, а то и просто разбудив его среди ночи, может задать ему вполне конкретный вопрос:

— Сколько дней до приказа? — и тут же должен Услышать верное число.

Пётр Боровский всегда был на страже добрых солдатских традиций. Он регулярно налетал с этим коварным вопросом на молодых. Кроме того, он был классным специалистом по "калабахам", в чём я убедился лично.

В один не самый благополучный для меня день, когда я был полностью занят какими-то важными делами по уборке помещения, внезапно объявился Боровский и с ходу задал мне свой коронный вопрос:

— Сколько дней до приказа?

Стоило мне на мгновение замешкаться, как Боровский начал отсчёт, с каждым разом улыбаясь всё шире и шире:

— Рас!.. Два!.. Три!..

В круговерти бытовых дел я не уточнил для себя этого важного числа и теперь, закатывая к потолку глаза, гадал:

— Тридцать два!.. Тридцать три!.. Тридцать четыре! — но счёт неумолимо продолжался.

Дело осложнялось тем, что если ответ не знаешь точно, то надо говорить обязательно меньшее число, пока не угадаешь. Гораздо хуже ошибиться в большую сторону: дед не потерпит, чтобы по твоей милости пришлось "служить" лишний день и за такую оплошность может разом накинуть дополнительно калабах десять.

— Тридцать восемь!

— Наконец!.. — счастливо осветился Боровский. — Так, подставляй лоб! Двенадцать калабах тебе полагается!

Я снял голубой берет, зажмурился и подставил голову. Боровский плотно приложил ладонь ко лбу, с усилием оттянул другой рукой средний палец и резко его отпустил. Калабах получился на славу — как будто по голове молотком тюкнули. После того как Боровский заехал своим каменным пальцем во второй раз, я уже забеспокоился как бы у меня не случилось сотрясение мозга. Кончив необходимую процедуру, довольный Боровский ободрил меня воспоминаниями:

— Тебе, Бояркин, ещё повезло! Вот когда я был молодым, мне ставил один дед, а кулаки у него — во-о! — он показал размер кулаков. — Как кувалдой бил! Прикинь — ставит эмалированную кружку дном кверху и как уе..ёт калабах!.. — аж эмаль с неё ссыпалась! Да-а, мы-то тогда точно знали сколько дней!

Поделившись ностальгическими воспоминаниями, он пошёл дальше — искать следующую свою жертву из числа молодых. А я ещё долго тёр лоб и с этого дня уже не ленился вести точный отсчёт этих чёртовых дней.

Для личного состава всех родов войск подписание этого приказа является одним из самых значительных событий. Касается это и солдат, волей судьбы попавших в Афганистан. Приказ здесь отмечается так же обязательно, со всеми обкатанными годами атрибутами и с таким же размахом как и в Союзе. Напрасно накануне ротный предупреждал:

— Завтра буду следить строго! Чтобы никаких дурацких выходок из-за приказа не было!

Но строжился он скорее так, чтобы застраховаться — на всякий пожарный случай. Сам-то он понимал, что армейские традиции никто не в силах нарушить, а уж тем более отменить.

Несмотря на объективные сложности по причине нахождения в Афганистане, в нашем 2-м батальоне для этого важного мероприятия загодя раздобыли прочный алюминиевый таз — неотъемлемый атрибут праздника — им и осуществлялся перевод.